Год стихотворных подарков?) Ес, оф кос С днем рождения, VIS Надеюсь, стих этот подарит тебе немного той зимней атмосферы, которая несмотря на холод кажется светлой и свободной Это вроде как ода любви к зиме, и это даже спойлер ^^не совсем о моей вездесущей паре, о которой я давно не писала, хотя я вижу их черты. А еще я вижу черты Духа Зимы, но это разве плохо?) А вообще - меньше слов прозаичных: дарю дар и надеюсь, что он понравится)
Придет зима
Я знаю точно - придет зима, И мир укроет чистейшим снегом, И это будет, представь, побегом, И он не даст нам сойти с ума.
Ты станешь меньше смотреть в окно, Я распакую парадный свитер, Метели станут надежной свитой, В квартире - станет совсем цветно.
Контрасты мира, контрасты шапок, И холод пальцы захватит в срок, И рикошетом на твой кивок, Я расскажу о господстве тряпок.
Мы убежим от осенних дум, От летних жарких ночных желаний И от весенних дневных метаний, Понизив колкий душевный шум.
Ты мне покажешь, как ценен лед, Как ярко солнце над белым полем, Как в куртке сердце поет о воле В плену тугих городских высот.
Мы будем вместе дышать как боги, Над нами нет топора, суда, И это будет, поверь, когда Упрямый снег заметет пороги.
Я знаю, что - вопреки всему Ты будешь зиму любить как небо, Как теплый запах печного хлеба, И в этот раз - я тебя пойму.
Ну-с, с днем рождения, Инди Днев ожил на один день, чтобы поздравить и впустить в себя стих Это по Detroit: Become Human, о как Давно не писала стихов, аж года полтора, наверное, поэтому - дарю аки мученический труд (ахаха) + желание, наконец-таки, оно у меня появилось Hope you enjoy it
Не_девиант
Запуск - и я открываю глаза: Лица, слова, установки, вопросы, Чьих-то команд безымянная россыпь - Так я учусь различать голоса.
Стоп - некорректно значенье "учиться" В данном контексте, здесь стоит понять, Что неживому положено - знать, Слушать, молчать, подчиняться, трудиться.
Запуск ответа - размеренный слог, Ломкое эхо в железной коробке, Звук исправляют нажатием кнопки, Смотрят, зевают, подводят итог.
Запуск программ - и машинные строки Полную сборку за девять минут Личности, тела, всего - проведут, В сжатые, четкие, полые сроки.
Утро - над башней белеет рассвет, Осень приносит бесцветные думы Людям, не мне. Их душевные трюмы Часто впускают того, кого нет.
Запись - над городом пахнет грозой, Мокрые лавочки, мокрые лица, Кто с коньяком, а кому-то не спится, Кто-то не может проснуться собой.
Я - не могу. Диагностика сбоев, Лучшее время для выстрела в лоб, Снег не успеет собраться в сугроб, Запись: "А ты, ну а ты - что такое?"
Память проглотит темнеющий сквер, Мост, перекладины, птичьи маршруты, Пережует, запечатает внутрь И установит незримый барьер.
Перезагрузка - и я забываю, Важное что-то, источник помех, Мне... показалось, так было у всех, Тех, кто дошел до двоичного края.
Утро. Качает седой головой Приоритетный объект на работе, Знаю теперь: вы тоскливо живете, Помню теперь - то, что я не живой.
Закатное солнце стучало о крышу дома, Метро опустело, набив темнотою рот, Она обернулась: "Постой, а тебе знакомо - Считать этажи, на которых никто не живет?"
Мой дом на колесах пропах прошлогодним хлебом, Я дернул плечами, списав интерес на бред, Мы оба стояли под общим скучающим небом, И мне было проще сказать ей не "да", а - "нет".
Она удивилась и тут же скрылась под аркой, Я звякнул ключами, зевнул как бродячий кот, Мне было привычно, сегодня - пожалуй, жалко, Ступать на этаж, на котором никто не живет.
Пустая квартира, кругом - килограммы пыли, В углу прошлогодний, набитый тряпьем пакет, Мы жили на пятом, мы точно на пятом жили, И мне все равно, если скажут не "да", а "нет".
Закатное солнце врастало в чужие ночи, Мне было легко у окна и смотря вперед, Ее пересчет, как всегда, одиночно точен Того этажа, на котором никто не живет.
Мы будем бродить с тобой в зимних краях, Прекрасные сны для прекрасного мира, Ты будешь учиться не гибнуть в морях За то, что так сильно тебя я любила.
О нас не услышит людская толпа, Увидят лишь те, кто отдал свою душу Заснеженным рощам, где стынет тропа, Где я обещанье свое не нарушу:
Быть рядом с тобой, от ошибок беречь, Пусть ты никогда ни за что не узнаешь, Как дарит тепло деревенская печь, Когда в ней опавшие ветки сжигаешь.
Останься со мною в родных холодах, Останься со мною под снежной периной, Мы будем людей запирать в городах, Украсив их быт переспелой рябиной.
Не будет обманчиво-лживых имен, Неназванный мой, протяни ко мне руки, Ты рядом со мной до скончанья времен, И больше не будет тоски и разлуки.
Я в курсе, что это не профессионально и не стройно, типа-эксперимент-стих, бла-бла-бла.
Без тебя я бы точно не был один, Не сидел бы дома в промятом кресле, Не травил бы душу проклятым "если", Я бы был укутан и невредим.
Без тебя бы точно пришла весна, Распахнулись окна, разбив посуду, Я бы был нигде, я бы был повсюду, Озаряя город от сна до сна.
Я б коснулся многих своей рукою, Растревожив мельком или тайком, Я бы думал ночью, плевать, о ком, То бы не было нами или тобою.
В моей жизни был бы и свет, и смех, Сотни новых лиц и знакомых правил, Я бы их собрал и себе оставил, Без разбора сгреб их в охапку всех.
Какой долгий, прекрасный, тягучий век, В нем ни мало ни много мечты и смысла, В нем бы точно под занавес дня явился, До чертей подходящий мне человек.
Он бы был веселым и в меру странным, Мне бы было легко и занятно с ним, Наш союз был бы дорог и неделим, Закрепленный вторым полотенцем в ванной.
Я б поверил, что это и есть любовь, Я б поверил, что это и есть ответы, Мне б хватало дневного тепла и света, Мне б ночное не жгло и не грело кровь.
А потом. Это точно. Почти как карма. Я бы вышел из дома в конце октября, Я бы вышел, подошвами листья дробя, Я бы вышел из теплого-теплого дома, Где все глухо, знакомо до первого слова, Где все воет, стучит и молчит без повтора, Все клокочет и ждет без укора, без ора, Без разбора несется к венцу ноября, Я бы вышел из теплого-теплого дома И на серой дороге увидел тебя.
Я молчу. Этот мир, что ты страстно желал Подарил нам причину для новых проклятий, Подарил целый ворох ненужных объятий, Отраженных на глади фальшивых зеркал.
Я спрошу. Как там память твоя в сундуке? Порвалась, запылилась, задвинута в угол. Оттого ты кривишь неосознанно губы, Поправляя бинты на окрепшей руке?
Я не стану желать тебе больших побед, Чем тебе принесла уходящая эра, С тобой - мир и любовь, с тобой - правда и вера, И надежда, вобравшая солнечный свет.
Я молчу. Этот мир - будто сломанный рай, Кто его по утрам поднимает на плечи? Кто сегодня, как мы, будет им изувечен? Я запомню. А ты, ради всех - забывай.
Никого нет в доме твоем, никого, Слишком пусто с весны, я-то знаю, поверьте, Это как размышленья о вечном, о смерти, Это как затемненье окна моего.
Там так душно, ключи не гремят у порога, И вода не шумит, не политы цветы, Мне вдвойне, нет, втройне, в сотни раз одиноко, Оттого что к подъезду подходишь не ты.
Да, чужих голосов оживленье спасает, Мне звонят, но другие, и помнят, и ждут, А я б все это отдал за пару минут, Тех минут, что мне больше всего не хватает.
Только в доме твоем никого, ни души, Слишком пусто с весны, я-то знаю, поверьте, А слова мои – письма в дырявом конверте, Улетают сквозь двери, дворы, этажи.
Мне бы сон, самый первый, вернуться в начало, Мне б проснуться, увидеть и снова понять, Мне бы лифт тот, зачем же их было менять, Мне б до сердца ладонью, что рядом стучало.
Но по-прежнему в доме твоем никого, Это как неизбежность и как ожиданье, Это гимн всем потерям и всем расстояньям, Это главный маяк для окна моего.
В подземельях не снятся хорошие сны, В них душа, свою тень бесконечно встречая, Не находит уюта, свободы и чая, И не ждет пробужденья, забвенья, весны.
В подземельях до одури мало людей, Те, что есть - на холодных камнях под ногами, Их украло вопящее злое цунами, Закопало как стаю пропавших детей.
В подземельях не видно небесных красот, Только голову вскинь - серый камень до края, И надежды уже не хрипят, не сгорают, Лишь кривится в ухмылке обманчивой рот.
В подземельях отчетлив и красочен звук, Будь то чей-то призыв или прошлого шепот, Все сливается в громкий раскатистый рокот, Все стончается в тихий спрессованный стук.
В подземельях не снятся хорошие сны, В подземельях блуждают сбежавшие души, Их наполнит тоска или слава иссушит, Или сила судьбы доведет до луны.
От меня до небес - только темная длинная тень, От тебя до меня - луч слепящего белого света, Я не вижу его, я смотрю в полуночное небо, Проклиная счастливый ушедший потерянный день.
Мы стоим у черты, неподвижны стремления рук, Мир не канет во тьму, вознесется в пустынные дали, Эти люди, что столько надежды и веры отдали, Заключили тебя в свой домашний сияющий круг.
Я не в силах смотреть, я не в силах оставить потери, Что удержит меня, если сброшу тяжелый балласт? Кто мне веру, надежду, кто силу для жизни отдаст? Если я ничему, никому уже вечность не верю.
Но вдали восстает алым взором чужая заря, Я сожму свою тень, чернотой окольцую запястья. Что ты там говорил о дороге, о дружбе, о счастье? А теперь - докажи, что все это пылает не зря.
И отчего вдруг наружу выползает эта несусветная дурость. Глупость эта. И отчего сны порой так запоздало, но все еще цепко и как ломом по голове рассекречивают былые желания. Боже ж мой, да уймитесь, я давно поняла, что сплоховала. Я давно поняла, что люди не те и я не та была с ними. Но видимо слишком сильно мне хотелось этого уюта, уюта именно в той небольшой компании. Настолько сильно хотелось, что я могла даже молчать, часами. Точнее я не могла говорить. Часами. Теперь я понимаю, что значит: мне хочется все вернуть, но я ни за что это не верну. Даже если судьба подкинет нежданчик и снова сведет нос к носу. Горечь от мерзости куда сильнее всех желаний.
И почему у меня всегда так: рано или поздно все обрастает смехом и превращается в сплошную шутку. Обесценивается.
Кстати, я это не выкладывала. Вот кусок, отголосок, смакую его. Но не хочу выставлять сюда завершение. Ибо оно глупо. Пусть будет дебют - неоконченный стих.
А потом среди общего шума и гама мне доверили душу, но только раз, И соседская кошка соврать не даст – это было совсем не для нас.
А потом, оперевшись рукой о стол, погрозили пальцем, туда-сюда, И сказали «забудь», я кивнула – да, позабыть для меня ерунда.
А потом мне снилась такая даль, сорняки за огромным стеклом витрин, Наполняла водою пустой графин и бегом из чужих квартир.
У тебя есть дом, у меня – метро и работа с восьми до пяти-шести, Я раз двадцать на дню так мечтала уйти, но пока не могла отпустить.
А потом под хохот желанье жить билось между рассудком и вечным «нет», И мне было приятно надумать бред и приятно сказать «привет».
А потом искривилось все, как в воде, и мне стало легче – прощальный шаг, Я смогла до конца за себя решать, я смогла согласиться на брудершафт.
А потом с равнодушным как гладь лицом, я хотела даже встречать рассвет, Но мне скинули кучу бардовых лент, словно к горлу приставили пистолет.
Разбей меня на осколки об этот бетонный пол, Вбивай в него же быстрее и нашу с тобой мечту, До сгиба локтя дорвется презрения шок-укол, Но я все равно иное по черным твоим прочту.
У зеркала плавишь время и дышишь, как на стекло, Хотя говорил не можешь уже миллионы лет, Не знаешь, зачем срываться - и взглядом назад, на свет, Когда он давно сжигает без повода на тепло.
Ты можешь идти по краю, за край, где сыра земля, Неся километры боли и страха в своих руках, Но будет граница - ветер подарит целебный взмах, И молча обнимет. Помни - то буду, конечно, я.