Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске/Наруто, Хината, Сакура, Ино.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романс.
Размер: Миди.
Саммари (описание): "Мы говорим о патологии, мистер Узумаки. О крайней степени привязанности, вы называете это любовью. Это болезнь".
И в этом мире это действительно так.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Персонажи из канона – Кишимото. А остальное все мое.
Предупреждение: Cлеш, гет, АУ.
Размещение: Меня спросите.
От автора:
Самое главное - это подарок Инди на день рождения ^^ Еще раз с праздником).
А еще - я не претендую на научность или что-то такое. Это фантазия с альтернативными болезнями и анатомией отчасти.
6. Время приема - вечер.День слился в единую серую тучу, что неизменно висела над городом, каждую секунду грозясь пролить на него литры холодной воды. Вечер добавил темноты в это уныние, и выходить на улицу стало немного приятней.
Саске отрывистым щелчком погасил рабочую лампу, выключил опостылевшую музыку и необходимый свет - и вышел из кабинета.
На лифте - на первый этаж, сдать охраннику ключи, напрямую - к служебному входу, и - в прохладу осеннего мрака.
Ничего не предвещало новизны.
- Эй, доктор!
Голос узнаваем мгновенно, но сбавлять темп шагов нет никакого желания. Впрочем, этот беспокойный и трудный пациент уже догоняет и сам.
- Привет, поздно ты работать заканчиваешь.
Наруто улыбается. Он улыбается так часто, что кажется, будто для него это совсем ничего не значит.
Хотя нет, сейчас улыбка выглядит куда радостней стандартной.
- Вас уже выписали?
- Да, вчера еще. А то я уже даже начал уставать лежать на одном месте.
- Наверняка, вам порекомендовали постельный режим.
- Да, что-то такое было.
Узумаки идет рядом, попутно закидывая руки за голову и становясь похожим на задиристого школьника. И невольно оглядывает Учиху с головы до ног. Темная куртка, темные брюки - ничего белого. Непривычно так, что какое-то время даже приходится помолчать.
- Вообще странно было сегодня проснуться в своей кровати. Я минут десять понять не мог, где нахожусь.
Наруто говорит это так непринужденно, будто с приятелем в кафе общается за кружкой пива.
- Ты в метро сейчас? На остановку?
- Обычно хожу пешком.
- Ого, и сколько идти?
- Час.
- Ого еще раз. Зачем, если можно доехать?
- Прогулки благоприятно влияют на организм человека.
Узумаки хохотнул. Весело и беззаботно.
- Ну да, ты ведь доктор.
Учиха резко остановился. Повернулся к замеревшему тоже Наруто, по лицу которого было видно, что он чего-то подобного ждал. Не хотел, но все это время ждал.
- Если вы хотите выздороветь, мистер Узумаки, вам не нужно искать со мной встреч.
- Я и не ищу, иногда, как-то само находится.
Саске прищурился, чуть подняв подбородок вверх.
- Ладно-ладно, ищу. Я тут с девяти часов дежурил, караулил, не стану этого скрывать. Мне нужно было с тобой поговорить.
- О чем?
- О чем угодно, просто - поговорить.
Учиха засунул руки в карманы, пропустил вперед спешащего пешехода и снова пошел по направлению к дому.
- Знаешь, вот люди совсем перестали общаться. Я не про "привет, как дела", "а у меня на работе то", "а у меня дома сё". Я про - делиться, обсуждать что-то, говорить не ради слов, а ради выражения смысла или мысли что ли.
- Я уже заметил, что вы диванный философ.
- Да что ты, я просто хочу говорить обо всем, а не только о том, что принято.
- Например?
- Например...
Наруто лихорадочно огляделся, ища в окружающим мире интересную зацепку.
- Эх, как назло, ничего в голову не приходит.
- Потому что не о чем разговаривать.
- Нет, много есть о чем! Я могу рассказать тебе о четырех интересных вещах, которые я увидел, пока ехал сегодня в клинику, хочешь?
- Не хочу.
- О том, что тебе идет белый, зря ты его не носишь?
- Нет.
- О том, почему люди женятся, если не любят друг друга?
- Сейчас никто никого не любит. Это нормально.
- Я люблю.
Повисла легкая пауза, после чего Учиха покачал головой:
- Вы так просто об этом говорите, слишком просто. Возникает такое ощущение, что для вас это не так много значит, как вы пытаетесь преподнести.
- Ерунда какая! Просто я не хочу это скрывать, ведь говоришь, чтобы слышали, знали. И так столько условностей и вранья в словах, в действиях, в... традициях. Кольца, белые платья, пожелания - все это еще осталось, но теперь в этом столько фальши, сколько никогда не было. Люди живут вместе, просыпаются вместе, зачем?
- Значит, им все-таки это нужно.
- Боязнь одиночества?
- Удобство?
Действительно. Где-то впереди оглушительно сигналили. Саске остановился на светофоре. Наруто неотрывно смотрел на него до тех пор, пока не загорелся зеленый свет, и видел на его лице приглушенный красный отблеск.
- Почему женился ты?
Узумаки замолчал, давая время подумать. Не над ответом, а над тем: отвечать или нет. Давая выбор и подталкивая к нему, как ни странно именно молчанием.
- В мире, где любовь - это болезнь, очевидно, что "по расчету" - самый логичный вариант.
- Я не спрашивал о логике, я спрашивал о тебе.
Саске промолчал. По асфальту закапали сначала редкие, а потом все более частые капли. Наруто подставил небу открытую ладонь, вздохнул раздосадовано, а затем "нырнул" в глубокую нишу входа с навесом одного из офисных зданий. Увлекая за собой Учиху, схватив его за локоть.
- Весь день назревало, а тут - на тебе, именно сейчас решило нарисоваться.
Узумаки ерошит волосы, а Учиха высвобождается из его хватки и отходит на шаг. По темной куртке текут невидимые капли, с покатой крыши скатываются ручейки, вливаясь в общий гомон и ливень.
- В дождь хорошо ходить с зонтиком, но тут даже он бы не помог, как думаешь?
- Здесь рядом останавливается автобус. Остаток пути, я, пожалуй, доеду.
- Я вижу, что ты от меня отмахиваешься. Странно, да? Говорить не в кабинете, не на приеме, а просто так. Но мне удивительно привычно почему-то.
Наруто смотрит, как Учиха поправляет намокшие пряди, и ему до жути, до дрожи, до особой паники хочется дотронуться. И он протягивает руку и касается холодных черных волос, задевая указательным правый висок. В груди все сжимается, где-то глубже сердца, там, куда не достигли таблетки и капельницы.
Саске поворачивает голову, и Узумаки остается стоять с протянутой рукой, не пытаясь дотянуться снова.
- Знаешь, я вчера слушал старые песни. Пришел вечером домой, там пыли столько за две недели собралось, будто меня полгода не было. А я завалился в кресло и слушал старые песни. Ты прав - в них очень многое можно услышать. Или я слышу, потому что действительно чувствую, о чем они поют?
- И о чем они поют?
Наруто улыбается.
- О родстве душ, о связи между ними, бесконечной, нерушимой.
- Звучит неправдоподобно.
- Звучит не очень, потому что это невозможно выразить словами.
Мимо, со свистом разбрасывая водяные брызги, проносятся машины. В каждой - человек. У каждого - свой взгляд. А посмотри - так все одинаковые.
- Вы идеалист.
- И диванный философ? - взгляд Узумаки становится удивительно ласковым. - Может быть, но я не знаю, как передать то ощущение, которое наполняет меня, когда я зову тебя по имени.
- Что в этом особенного?
- Я не знаю. Просто это так... здорово, Саске, - Наруто слышит, как ударяются об асфальт водяные капли, и зовет снова, через простое слово пытаясь выразить что-то особое. - Саске.
Будто маленькую птичку с тонким оперением греешь в руках. Будто сердцем тянешься. Будто прокричать силишься через бездну обрыва. Будто хочешь накрыть одеялом и провести пальцем по спине, как по стене оборонительной.
Учиха молчит. А затем поворачивается к Наруто и смотрит прямо в глаза.
- Вы все говорите о душе, а где она по-вашему? Она тоже может чувствовать?
- Конечно, может. Она везде, по всему телу, вместе с нервами и сосудами. Она внутри, это все, что я знаю. Ты говоришь: все дело в мозге, а я верю, что нет. Человек сам себя не познал, в нас есть такие глубины, которые никто не открыл. Любовь - это не цифры, не графики, ее нельзя измерить.
Саске смотрит, почти не моргая. Саске смотрит, и по нему совершенно нельзя понять, о чем он думает.
- Если вы уверены, что дело не только в мозге, почему вы так боитесь операции? Что вы потеряете? Ведь вы говорите, что любовь вырезать нельзя.
Наруто чувствует, как по телу прокатилась холодная волна. Вдох - с усилием. Вдох - с удивлением.
Учиха чуть приподнимает подбородок и уже толком не смотрит. Взгляд обращен на Узумаки, но пристальности нет и в помине. Во взгляде будто разочарование этим чужим искренним удивлением.
- Не забудьте записаться на прием, вам нужно наблюдаться...
- Я запишусь к тебе.
- ...чтобы мне больше не пришлось вас видеть на больничной койке.
- Я запишусь к тебе, - повтор: тихо, но с нажимом.
К остановке стремительно приближается автобус. Сквозь дождевые потоки уже отчетливо видно его яркие круглые фары. Саске смотрит как-то странно, а затем, не попрощавшись, поспешно выходит из временного сухого приюта под дождь, перешагивает через узкий газон и непреклонно устремляется к фырчащему автобусу.
Наруто видит, как он заходит внутрь, как отряхивается, как аккуратно хватается рукой за поручень. И как поднимает глаза, чтобы встретится взглядом с Узумаки.
Наруто улыбается, махает рукой. Двери закрываются, легкий наклон вправо - и поехали. В теплоте и сухости в темный дом.
А Узумаки прислоняется спиной к стене и нащупывает в кармане желтые обезболивающие таблетки.
"Что вы потеряете?" Что можно потерять? Что можно сохранить? Или выбор не за тобой?
***
- Я не хочу избавляться от этого совсем. Нет, послушайте, доктор, я понимаю - это звучит странно, но я объясню.
Мужчина улыбнулся и едва заметно дернул правым плечом. Это был пятый по счету пациент очень длинного дня, что последовал за столь же длинным, но еще и дождливым. Прием был назначен на 18:00, мужчина пришел с опозданием на десять минут. И сразу сказал, что ему нужен только рецепт на обезболивающие. Учиха смотрел на него внимательно и слушал, не пытаясь перебить.
- Я композитор, доктор. И мне всегда казалось, что я пишу хорошую музыку, даже очень хорошую. Я даже писал саундтреки к фильмам о любви, сейчас их все меньше становится, но раньше было куда больше. Любовь истощается не только в людях, но и в том, что они делают. В книгах, в песнях, в поступках. Я с ужасом думаю о том, каким мир станет лет через сто.
- Мы этого не узнаем.
- Да... но я о другом. Я о том, что с тех пор как меня захватила эта болезнь, аморриот, я стал писать другую музыку. Совершенно другую. Я теперь слушаю свои старые мелодии, и меня охватывает отвращение. В них совсем нет души, доктор. Это как говорить о солнце, ни разу его не видев, разве так правильно?
- То есть вы не будете лечиться, лишь - временно подавлять болезненные ощущения?
- Да.
- Но так вы долго не проживете.
- Я знаю. Я творческий человек, доктор, я хочу прожить, сколько смогу, но оставить после себя как можно больше прекрасных мелодий. Снова уйти от этого, вымучивать ноту за нотой, получать только банальность и бездушие - я так не хочу.
У мужчины сияли глаза. Когда он говорил о музыке в его голосе проскальзывала особая восторженность, в нем словно что-то загоралось. И он не хотел это гасить.
- Вы хорошо подумали, прежде чем принять такое решение?
- Я все хорошо прочувствовал - этого достаточно. У меня есть мечта: написать самую лучшую музыку, чтобы мелодия затрагивала что-то в каждой душе - и подарить ее своей любимой. Вот и все.
Учиха отвел взгляд и невольно прислушался к легкой композиции, что неизменно играла на фоне. Каждый день каждого месяца. Пара треков по кругу, они сливались в единый, уже не отличишь, где начало, где конец. Они были приятными, но пустыми. Но разве не это от них и требовалось?
Учиха отрывисто стукнул пальцами по столу, подхватил ручку и принялся выводить название обезболивающего на бланке с заранее поставленной печатью.
- Держите.
- Вы... то есть вы... спасибо.
- Вы всегда можете поменять ваше решение, мистер Исина. Также я рекомендую вам раз месяц приходить на прием для контроля вашего состояния.
- Хорошо, на это я согласен.
- Тогда - до следующего месяца. Спасибо, что выбрали нашу клинику.
Учиха все еще сжимал в пальцах ручку. Мужчина поднялся со стула, несколько медленней, чем следовало бы. Будто не веря, что его просто так отпускают.
- Спасибо еще раз.
Учиха кивает, не поднимая головы. А мистер Исина уже у самых дверей замирает, будто что-то вспомнив, и оборачивается.
- Я могу принести вам диск с моей музыкой, хотите?
- С новой?
- Да, с новой.
- Не стоит.
Мужчина неловко кивает, будто сделал только что нечто постыдное, и выходит за дверь.
А Саске разжимает пальцы, и ручка, освобожденная от удержания, с коротким стуком оказывается на столе.
На часах 18:25, за окном уже начинает темнеть. Дни становятся короче и холоднее. Дождливее и безлюднее. И это очень даже неплохо.
Саске чуть прикрывает глаза, а затем достает из ящика стола пачку желтых таблеток, вытряхивает одну из них себе на ладонь. И проглатывает, запивая водой из припасенной бутылки.
Впереди еще пять пациентов.
А потом и только потом можно будет выключить эту чертову однообразную музыку.