На утро он забыл её.

"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Профсоюзная".
Отрываю глаза от книжки – уже почти приехала. Сонно ежась, запихиваю увесистый толмут в сумку и, держась за поручень, жду, когда поезд подъедет к месту назначения.
Сегодня самый обыкновенный день самого обыкновенного года. Четыре пары в институте, а потом меня ждет дом и компьютер.
Еще пара минут – и я уже иду мимо длинной череды разноцветных магазинов. Как обычно опаздывая, как обычно с музыкой в ушах: "Расскажи мне о смерти, мой маленький принц, или будем молчать всю ночь до утра. Слушая проколотых бабочек крик или глядя с тоской мертвым птицам в глаза…"
Возле низенького черного заборчика стоит старушка. Как всегда одна и с протянутой рукой. Стоит, никогда не меняя позу, а лишь шепча "Храни тебя Господь" подающим ей людям. Один раз я тоже дала ей денег. Немного совсем.
Привычная утренняя дорога, привычные утренние мысли. Один день сменяется другим, который с некой уродливой благодарностью начинает подражать своему предшественнику.
Сигаретный дым перед институтом как всегда раздражает, и я спешу поскорее в кабинет с очередным трехзначным номером. 302?
Лекция. С трудом поддерживая глаза в открытом состоянии, я стараюсь записать на ровных, чуть сероватых листочках нудное бурчание преподавателя. Сегодня это делать особенно сложно, потому как вчера я, вопреки данному себе же самой обещанию, опять легла спать очень поздно.
Многострадальные последние десять минут до конца пары – и свобода. Опять же на десять минут.
-Мы на улице будем сегодня обедать или в столовой?
-А мне срать, где есть.
Все смеются. Почему-то они находят мои глупые шутки и каламбуры очень смешными. И вообще – почему-то им со мной интересно.
А мне всегда чего-то не хватает. Моя жизнь наполнена всевозможными мелочами, которые просто невозможно собрать в единое целое. Я беру все эти побрякушки в руки, но что-нибудь обязательно да вывалится. Но оставить, бросить на дороге столь увертливую мелочь не могу. И тогда, рассыпая всё, что несла в руках по траве, я сажусь на дорогу и принимаюсь долго-долго разглядывать каждую деталь своей жизни.
Жалея и плача о том, чего мне так и удается получить. Нельзя постоянно думать о том, что тебе и не удастся это сделать. Так жить неправильно, верно?
"Верно, Цапля".
Меня резко бросает в дрожь. Я сижу, судорожно сжав гелевую ручку, над аккуратно исписанной институтской тетрадью. Идет лекция. Даже вполне интересная, не то, что с утра.
Я в первый раз не дописала до конца предложение, не поставила точку. Мое собственное тело меня не слушается, но одновременно в голове начинается судорожное бурление мыслей, которое постепенно складывается в нечто цельное, имеющее форму и цвет. И смысл.
"Верно, Цапля".
-Кто?
В душе тишина, а перед глазами удивленные лица подруг.

Идя по ночным улицам города, так и хочется закричать что-нибудь в темноту. Неважно что, но непременно громко. Но сейчас мне необходимо кое с кем встретится.
-Доброй ночи.
Сидящая на лавочке девушка кивает мне, чуть покачиваясь из стороны в сторону, - будто напевает что-то про себя.
-И тебе того же. Присаживайся. У нас еще о-го-го сколько времени.
Я опускаюсь рядом с ней на лавочку, инстинктивно проверяя рукой – не грязная ли. Пустышка ухмыляется.
-Столь людские замашки. И почему тебе нужно всё потрогать и всё пощупать? Ты что думаешь – остальные совсем дураки? Сели на грязную лавку и сидят, не нарадуются.
-Я вовсе не…
-Да ладно. Знаешь, а ты вся аж светишься. Белый цвет всегда сверкает в темноте. Тебя можно поставить на какое-нибудь возвышение, и будешь людям путь указывать. Как маяк.
-Какой же у тебя всё-таки злой язык, Пустышка.
-Какая же ты всё-таки обидчивая, Цапля.