В процессе. "Почему вы не ищете света?"

[Серебряная]

Название: Почему вы не ищете света?
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске/Наруто, Сакура, Сай, Хината и прочие, зло в ночи, кто это, ха-ха-ха.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романс.
Размер: Мини или миди.
Саммари (описание): Не ходите, дети, гулять в странные городишки. Иначе встретится вам неведомая нечисть, которая будет проверять вас на прочность. А люди будут смотреть из окон, заперев все двери на замки, и называть жуткий вой спасением.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Кишимото.
Предупреждение: мей би ООС, слеш, АУ, мистика, смертушка.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Не прошло и года). Впрочем, без одного недавнего пинка я бы эту часть не дописала, которая половинчатая лежала у меня уже месяц, так точно.
Вообще в фике много отсылок к манге, про ненависть, например. Но тут это тоже в тему. Наслаждайтесь.

Часть 5. Ненависть.

Ненависть – это бесконечный круг. Любовь со временем стирается, расплющивается шматком сыра о камни. Любовь считают светом, хотя именно она прикрывает все самые мерзкие деяния. Любовь смертна, как и ненависть, в общем-то, но сроки их жизней различны. И угадайте, у кого путь дольше? И угадайте, что проще?
Я не ищу легких путей, просто мне так удобней. Просто в каждом добром голосе слышишь дикую фальшь, которая порой грязнее рук убийцы. Убийцы откровенны перед своими жертвами, они признаются им в своих чувствах раз и навсегда.
Ненависть дает столько сил, сколько не способна мягкотелая любовь. Она баюкает сердце и усыпляет его. И ты уже не живешь, а грезишь. Значит, все это не в настоящем и не по-настоящему.
Ненависть – это бурлящий в крови адреналин, вечный двигатель. Холодный разум не может предугадать все, а злоба идет напролом и прожигает хрупкие души.
Так славно. Было бы так славно, если бы никто и никогда не напоминал вам, как это хорошо – жить в мире с собой. Терпеть не могу чужие улыбки и смех, каждый раз кажется, что они острыми маленькими ножичками впиваются в спину и указывают тебе на твое место. На то, что ты выбран был, как гарантия всеобщей гармонии. А сам, несомненно, должен сгнить в одиночестве и холоде.
Меня этим не напугать и не задеть. Я думаю, можно жить так, как я. Можно наслаждаться такой жизнью и тем насилием, которое наблюдаешь из окон. Убить в людях силу духа – любо дорого посмотреть.
Так можно жить. Только если никто не подарит надежду. И не вернет тебя к глупым и губительным мыслям о реальности света.
* * *
Небо над головой сузилось до темного ровного круга. Сердце стучит неровно, с перебоями, скрипучими отзвуками режет по ушам каждый выдуманный и реальный звук. Страх сдавливает горло, мешает дышать, придавливая, как смертельной подушкой во сне. Подошвы измазаны рыхлой землей, которая слегка осела и примялась под весом ребенка.
Узкие ладошки прижаты к грубым каменным внутренним стенкам колодца, а глаза с надеждой и страхом смотрят вверх. Мальчик всхлипывает, и дыхание рьяно и рвано сбивается с ритма.
Мальчик шепчет, прижимаясь лбом к холодному камню:
- Мама и папа любят меня, мама и папа любят меня, любят, любят... Мама и папа... Меня...
Ночь хранит этот город, она накрыла его черным непроницаемым колпаком и теперь строго следит за поддержанием этой темноты. Редкие звезды кажутся даже неуместными на идеальном полотне неба. Колотит от страха, от холода, от безнадежности, а губы повторяют одни и те же слова, как мантру. Нет, неправда, они скоро придут, они просто не могли оставить тебя здесь одного. Они никак не могли бросить тебя здесь умирать, они ведь любят, любят.
Саске часто слушал разговоры взрослых. Неприметный, когда нужно, он знал многое из того, что не нужно знать. Слышал шепот матери про какой-то колодец, про вынужденные жертвы. Видел дрожь родных рук, которые каждый день обнимали его перед сном. Женщина судорожно хваталась пальцами за рубашку мужа и почти молила: «Ведь это будем не мы, ведь не мы?»
Потом, когда Кай не вышел гулять во двор, в городе было похоронно тихо. И Саске не мог понять: почему навзрыд плачут их соседи и почему мама облегченно вытирает скупые слезы.
Как и не понял прессующего страха, разлившегося по всему городу наутро. Люди затравленно озирались, некоторые подолгу смотрели куда-то в сторону густых зарослей рядом с пустующей собачьей будкой. Все псы, живущие там когда-то, выли и скулили по ночам, как потерянные дети.
Мама, забери меня домой, здесь холодно.
- Мама... - еле слышно повторяет Саске и в ужасе замирает, ощутив внушительный толчок снизу. Из-под земли, что еще не успела затвердеть под ногами. Из-под земли, которой по привычке хотелось обнять очередного маленького мученика. Укрыть от этого холода и погрузить обездвиженное тельце в зиму смерти, куда более ледяную, чем земная стужа.
Саске не думает о том, почему земля под ногами рыхлая, хотя предыдущие двое «избранных» вернулись домой живыми. О чем может думать маленький ребенок заботливыми руками отца опущенный в сырой колодец. В котором заходилось криком и плачем уже много детей до него.
Саске судорожно сжимает ладони в кулачки и плачет. Без рыданий, но куда более горько и с куда большим страхом. И еще один толчок по подошвам ботинок заставляет протяжно заныть, зажмурившись до боли.
Колодец наполняет вязкий туман. Серые полосы мажут бурую землю, змеясь к единственному источнику тепла в этой воронке, очищенной от проклятой земли. Нити ветвятся, тщетно пытаясь изобразить кровеносную систему человека, нечеловеческим хрипом подлетевших комьев - заменить вздох и биение сердца.
Саске закрывает лицо ладонями, вжимается в стену, забирая себе ее холод, а она взамен забирает слезы. Мальчик воет, жалобно и безнадежно. Щенок, выброшенный на улицу в зябкую ветреную ночь.
Пусть это закончится, пожалуйста, что бы это ни было, не важно, как, но пусть это закончится
- Саске!
Живой голос пугает сильнее мертвого эха. Учиха мгновенно задирает голову и, узнавая, громко кричит:
- Брат!
- Саске, подожди секунду, я сейчас тебя вытащу, я сейчас, мой хороший, сейчас!
Из темного круга над головой на тебя смотрят родные глаза, и надежда на спасение затмевает все прочее. Даже страх.
Мальчик встает на носочки и тянется выше, выше, изо всех сил, ближе к миру, такому чертовски важному и нужному миру. И к тому, кто пришел этот мир вернуть.
- Итачи!
- Сейчас, сейчас…
Успокаивающе, заботливо, голос дрожит, а во взгляде нездоровая уверенность. Ни шага назад. В руках веревка, еще пара минут, и можно будет уцепиться за нее.
Гремит выстрел, и Итачи замирает. Пытается сфокусировать взгляд на Саске, который испуганно смотрит на него снизу вверх. Из колодца. Из могильного страха в звездное небо. И это последнее, что они успевают друг для друга.
Раненое тело падает на ровные камни, окольцовывающие колодец, и затихает. Очень быстро и почти лениво. Кисть правой руки свешивается навстречу взбухшему рыхлому дну. Дно гудит, комья земли подскакивают ритмично, словно кто-то пытается снизу открыть люк, выбивая замок, пытается раз за разом.
- Брат! Брат!
Саске жмурится и вздрагивает, когда ему на нос капает первая красная капля. Сжимает кулаки, мелкой дрожью трясутся руки и ноги. А кровь ощутимо легкой, но тяжелой для восприятия каплей впитывается в землю.
И земля стонет. Взвивается к небу хрипом, душит туманом, хватая за руки, забираясь под кожу. Саске кричит от боли, и мечется в этой круглой клетке. Камни заходятся в предсмертных криках, в детских голосах, которые просят, молят, зовут. Перед глазами все застилается пеленой, вращаются квадраты с многовековой гнилью по бокам.
Саске не понимает, как оказывается на поверхности. Как, не удержав равновесия, утыкается носом в мертвое тело брата, как в ужасе отскакивает и подбегает вновь, пытаясь растормошить и разбудить.
А из колодца вырываются серые ленты тумана, слепые и холодные. Они хлещут хрупкую зелень, стройные стволы деревьев, сбивают с ветвей листья, а потом ломают и сами ветви. Они мертвой хваткой держат Саске за запястья, сдавливая их до крови, будто подгоняя к живой плоти мертвую серую вставку, что будет тлеть и ныть.
Но им мешает что-то.
- Ты жив еще, вот причина.
Кто-то обхватывает сзади и оттаскивает от колодца. Кто-то закрывает ребенку глаза, чтобы он не видел, как в тело брата через рот, нос и глазницы втекают, просачиваются, заполняют отмирающие ткани вязкие ленты тумана, наполненные детской болью и смертью.
Детям страшно. Но они не проклинают.
* * *
Наруто стирает остатки слез тыльной стороной ладони. Ему хочется позвать, ему хочется обнять. Ему хочется чем-то заполнить ту прицельную пустоту, которую дарит ему этот Саске.
- Я сказал тебе уходить, а не реветь, как на похоронах.
- А разве это были не они?
Учиха не смотрит на блондина. Он разглядывает очертания колодца, но не ищет теней былого и не копается в памяти. Он вообще плохо понимает, зачем пришел сюда. Быть может, чтобы понять, что эта история для него уже ничего не значит.
- Саске, Хината говорила про детей, которых оставляли умирать в колодце. Это был один из них, да? Что это за знак на щеке?
- Я сказал тебе уходить.
Ледяной тон. Явное нежелание разговор продолжать. Вдобавок еще и взгляд явно недобрый, благо не оттенен красным.
Саске поднимается на ноги, поправляет ворот плаща, резко разворачиваясь в сторону Наруто. И замирает, смотря ему за спину.
Нездоровая ухмылка по бледным губам, и Узумаки уже не ожидает ничего хорошего. Разве вообще радостные встречи в этом городе бывают.
- Защитник.
Протяжный нечеловеческий вопль подтверждает вышеозвученное слово. Хриплая тень толкает Наруто в спину и подлетает к Саске. Которому уже не до улыбок, и не ухмылок.
Синие пальцы сдавливают плечи, а длинные черные волосы склоняются все ближе, непозволительно близко. Учиха пытается сбросить с себя мерзкие руки, пытается хоть как-то сопротивляться. Но ничего не выходит, и это пугает. На запястьях не просыпаются серые проклятые полосы, силы сравнимы с потугами ботаника, пытающегося дать отпор качкам из параллельного класса.
Пальцы, сдавливающие плечи ломает в судорогах, и это противно, и страшно одновременно. А Наруто решается на самый идиотский поступок в своей жизни – с голыми руками полезть на сильную потустороннюю нечисть. Он изо всех сил бьет ее кулаком по шее и получает в ответ полный ненависти крик, который как эхо разносится по всей округе.
Звезды мигают презрительно, а Саске чувствует, что его поднимают над землей и кидают в колодец. Кидают в холодное липкое прошлое. Сдирая пальцы в кровь, пытаясь прервать падение, Учиха ударяется спиной о рыхлое дно.
Там, наверху - крики, проклятия, беготня. Но Учиха уже не видит, как горят глаза у подоспевшей Хинаты. И как трясется от страха Сакура. И как Наруто с перекошенным лицом снова повторяет свой самый глупый в жизни поступок.
Доли секунды отражаются в сознании вечностью. А горящие на фоне темного ровного круга неба глаза отчего-то кажутся знакомыми. Замирает и время, и восприятие, когда Защитник прикладывает палец к губам и надвигает на колодец увесистый блин крышки.
- Нет!
Саске кричит, пытаясь подняться. Но ему мешает нечто отличное от сырой земли, боли и бессилия. Наполовину втоптанный в землю на него пустым взглядом смотрит кто-то, кого при желании можно назвать собственным отражением. Те же черные волосы, те же глаза, бледность кожи при жизни была точно такой же.
Мертвые ткани смягчили падение, а подошвы ботинок ломают кости ладони, когда Саске равнодушно взирает на мертвое тело. И тут же меняется в лице, когда свет звезд гаснет, и мир колодца погружается в темноту, освобожденную от жизни, от свежего воздуха и от надежды.
Учиха прижимается спиной к стене, отчаянно пытаясь вызвать спасительную до этого серость по рукам. Короткие линии обжигают мелко, но не вяжутся в полноценный узор.
Время затихает, делает вдох и бешено крутится назад. И Саске впервые за долгие годы снова становится страшно. Безнадежно страшно.
Дыхание - все тяжелей, будто пытается удержать сознание на прежнем равнодушном рубеже. Но память давит, но хрипы – отзвуки прошлого без предупреждения и приглашения вклиниваются в душу. И снова хочется метаться зверем загнанным. И Саске мечется, сдерживая панику накатившую. И кричит куда-то вверх, неважно кому. И отчего-то уповая на кого-то.
- Выпусти! Выпусти!
Колодец мерцает тяжелыми чувствами, колодец мерцает болью, но ее слишком мало. Куда она вся делась, в кого вгрызлась.
Саске невидяще разглядывает свои руки, которые медленно принимают в себя серость. Изнутри идущую, внутри просыпающуюся. Злость вскипает неотвратимо, холодом по спине и горячим бешеным биением. Саске цепляется за камни и подтягивается ближе к небу, которое закрыто неотвратимо. Шипит дрожаще.
- Выпусти меня, тварь!
Наруто не слышит ничего и ничего не замечает будто. Он пулей подрывается с места и не видит, кажется, как Хината набрасывается сзади на Защитника. Как верещит в подобии боевого крика, впиваясь ногтями в его предплечья. Сцепленные фигуры мотает из стороны в сторону, девушка держится и дерется на смерть, прижимаясь оголившимся животом к спине вражеской. Тот стонет коротко и остро, от боли. От соприкосновения мертвой кожи и вязи серых нитей по живой.
- Сдохни, уйди, наконец! Нравится, нравится, как чужая боль ломит в костях?!
Девушка шипит, по-ведьмински развеваются волосы, путаются, пушатся. Сакуре кажется, что это сумасшедшая запрыгнула сверху на своего лечащего врача и теперь доказывает ему, что здорова. Сакура никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной, даже в их самую первую встречу с жутью этого города. Тогда пеленой перед глазами и в сознании стоял и клубился страх. А теперь ясность ума не позволяла совершать безумства. Хотелось прямо сейчас, под шумок убежать на окружную дорогу и умчаться в привычную цивилизацию. Вместе с Наруто. Который умчался к колодцу так, словно там их ждало спасение. Вернись, вернись, давай все бросим. Давай расскажем всем, что у нас в этом жутком месте пропал друг. И они найдут его, найдут, сами, а мы встретим его и будем рады. Все. Далеко отсюда.
Здесь нет ни капли света. Здесь все капли выпиты и слизаны под марш страха.
- Наруто, вернись!
Наруто не слышит. Он подлетает к колодцу, врезаясь ладонями в замшелые камни, и толкает прочь от себя тяжелую крышку. Круглый металлический блин. Пыхтит, упирается ногами в землю. В голове звонят колокола, по ком они звонят. И сердце выстукивает стремления и желания.
Крышка поддается. И как только внутрь колодца попадает предутренний свет, как оттуда с резким выдохом вырывается темная фигура. Рваный плащ тряпкой висит на плечах, пальцы смазаны красными полосами вперемешку с серыми длинными, окольцовывающими запястья.
Саске отпихивает Наруто в сторону. Глаза бешено невидящие, пальцы скрюченные, как в судороге, взгляд мечется, дрожь не унять, как не старайся.
- Саске!
Звуков нет, цвета нет, есть только душащий за горло пресс, будто сам в себя впился холодными пальцами, пытаясь лишить дыхания. Это не стремление, это необходимость, слепой посыл на побег.
Учихе кажется, что он готов убежать из этого города, лишь бы прочь, долго-долго, до потери сил. Сбрасывая с себя ошметки воспоминаний, былых эмоций и чувств. Самоконтроль отбило начисто, припадая на одну ногу, бежит, раня бледную кожу острыми ветками. Не видя, как упал на землю Защитник, как Хината, всхлипнув, посмотрела в глаза Сакуре, которой был адресован последний рывок искореженной фигуры. Та постепенно теряла свой боевой дух, хрип и загробный облик, становясь более человеческой. Но красные глаза по-прежнему углями горели в просвете длинных черных волос.
Наруто упирается спиной в тяжелую каменную кладь колодца и проводит ладонью по лицу. Поврежденная шершавая кожа на пальцах придает решимости, хотя парень и не думал собираться с духом. Он будто из одного дурного сна сразу же нырнул в другой. Нет, не более жуткий. Более жизненный.
А в мире рассвет. Он продирает скопившийся над землей туман и красит землю в более теплый цвет. Хината замирает, придавленная новым утром. А Защитник рвано корчится, взвыв от нежелательного вмешательства солнца, резким движением сбрасывая с себя ослабевшую девушку, и единым движением вперед перемещается к ближайшему дереву, впиваясь в ствол загрубевшими ногтями. Оборачивается, кидая взгляд полный злобы, и исчезает меж ветвей, корней и густоты зеленой листвы.
Сакура обессилено опускается на землю, Наруто прикрывает глаза. И через секунду ощущает отрывистый укол в сердце.
Догнать. Догнать. Снова подрывается с места и несется, обрывая листья, превращая их в порванные клочки мокрой бумаги. Бежит так быстро, как только может, чтобы на очередном неучтенном повороте словить темную фигуру в рваном плаще.
- Саске!
Хватает его за руки, удерживая. Силится притянуть к себе, но получает отчаянный отпор. Будто ловишь беглого преступника, и он, во что бы то ни стало, не хочет за решетку. Ни в коем случае. Лучше умереть.
- Отстать от меня!
- Да, подожди ты! Тише, тише, успокойся!
Хватает за плечи, напряженные, дерганые. Силы явно не равны. Учиха пихает блондина в живот, обдавая взглядом, пропитанным ненавистью. Нет, она не впиталась, она уже кристаллизировалась там в форме зрачка, которого в обычном состоянии практически не было видно.
Наруто ударяется спиной о ствол дерева, охает от боли, сужая глаза, но все равно тянется к непокорному. Отчаянность, безнадежность. Такая безнадега в каждом жесте, остается только кусаться и царапаться, верно? Остается только сидеть в уголке и скалить зубы.
- Убирайся, я сказал!
Наруто снова рвется ближе, путаясь во вздутых, выпяченных на поверхность корнях. Им тесно в земле. Земля оказывается такая тесная и душная. Захват, пальцы сжаты до боли, железным кольцом охвачено запястье. Узумаки никогда не отпустит то, что решил не отпускать.
Саске совершенно не может сосредоточиться, краснота глаз мигает и мажется черным. Снова и снова, как испорченный телевизор. То же самое можно сказать и про звук голоса, который хрипит неисправностью и пропадает.
Внутри камни. Они перекатываются друг на друга. Стучат, тянут то в одну, то в другую сторону. Хочется убивать. Хочется спастись. Хочется вернуться в сегодняшний день и остаться дома. Хочется быть подальше от этих душных объятий и цепких рук. Лживых, мерзко чужих и мерзко жалеющих. Жалость отвратительна. Из нее хочется вырваться и отмыться. Пусть даже грязной водой из лужи.
- Отпусти!
Замахивается, целясь в лицо. Скупым контрастом по коже рук уже знакомые серые полосы, стремящиеся от запястий к кончикам пальцев. Впивается в шею, вызывая из чужого горла болезненный вскрик, хлещет по щеке, оставляя на ней три ровных кровоточащих полосы.
Наруто дергается, вдыхая с дрожью. Но из рук не выпускает, а наоборот, с некой маниакальной упертостью прижимает ближе, обнимая двумя руками, подхватывая под лопатки. Бледные пальцы больно ранят уже предплечье, замерев то ли от нехватки сил, то ли от удивления.
- Все хорошо, все нормально, тише, тише. Это неправильно, это все так неправильно, Саске. Тише, не пущу, прости, тише, тише, тише.
И рассвет ненужным, но красивым нюансом скользит по блондинистой шевелюре, заставляя ее искриться светом.
Саске щурит глаза и смотрит, не зная, чего ему больше хочется: убить этого невольного свидетеля собственной слабости. Или еще немного погипнотизировать то, как сочится из этих трех глубоких царапин кровь, стекая по шее и пропадая в грязном вороте.

@темы: Свет, Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт., "Почему вы не ищете света?"

Comments

[Sters]

Увидела главу в 11 утра. Начала читать только спустя два часа. Все два часа слушала песню ;D
магистр йода ;D многие предложения, как будто старорусскую былину читала, это так и задумано?
Хорошая глава, но всё равно так ничерта и не понятно. А защитник теперь будет на дереве сидеть и кукукать кому сколько жить осталось?;D
извиняюсь за своё неуместный юмор, просто настроение какое-то прям зашибись, и кошмары и не кошмары
в общем то, вдохновения на дальнейшее написание

[Серебряная]

Sters, я тащусь от этой песни).
Это я так всегда пишу на самом деле, слова в странном порядке, все дела, не скажу, что специально, получается так
Вообще-вообще ничего?)
А Защитник может и покукукать, может и прокукукать много чего)).
Мерси, надеюсь, что смогу это закончить).

[anabudda]

Жутковатая глава получилась. Непонятно, откуда у Хинаты столько смелости взялось, с Защитником драться. И чьи свежие останки там, на дне колодца, Сая?

[Sters]

Серебряная, вообще ничего, но на последней главе, обещаю, в комментариях скажу, что так и знала ;D

[Серебряная]

anabudda, да уж, невеселая глава).
Хината... Хината устала жить в этом городе, а Наруто и Сакура - путеводная нить в нормальный мир, они ведь увезут ее, если она попросит, а она уже и просила. А за будущее надо бороться.
Ага, Сай, не повезло ему, это точно).

Sters, блин, я надеюсь, хоть на последней главе будет что-нибудь понятно)

[Pirat J]

Этот фик - как глоток свежего воздуха для моего измученного сессией мозга. Читала вслух, в перерывах между билетами. Нет, я серьезно, это - как допинг.
Вроде и проблематика серьезная, и переживания у героев глубокие, а читается легко-легко, затягивает в историю с головой. Такие дела.
Особенно мне понравилось сравнение любви сыром.

Ах да. Раз уж речь зашла о ясности сюжета, распишу все подробно.

Читать дальше.

Сначала мне казалось, что Защитник и есть Саске. И сама идея напоминала Шварцевского "Дракона", мол, "пока он здесь — ни один другой дракон не осмелится нас тронуть". После сцены в доме и вплоть до Сейчас я уверена, что Защитник - Итачи. Но, сдается мне, впереди читателей ждет еще масса сюрпризов.
Кстати, очень интересно, зачем вообще Защитник нужен, и какая мотивация была у призрака, которому скармливали детишек.

[Серебряная]

Pirat J, если бы этот фик помог бы вам сессию сдать - цены бы ему не было). Удачи, с ней, кстати).
Как же чертовски приятно, слово "чертовски" в таких случаях всегда спасает и помогает выразить степеть приятности, ибо мне не нравится слово "очень".
Шматок сыра, о да, именно так и хотелось выразиться.

Это хорошо, что так казалось, с самого начала обязательно должно было казаться, что Защитник - Саске. А впереди в любом случае ждет раскрутка старой истории, потому что она будет на все свет проливать и, надеюсь, основная мысль и смысл будут понятны, хотя, как и любой мистике останутся белые пятна.
Спасибо).

[Lupulus]

А Хината однако воительница
Очень здорово! История про детей, про Саске и Итачи нечто! Интересно кто стрелял и чем все закончится. Рассуждения про ненависть и любовь зацепили за живое. И страх Саске на пару мгновений мне самой передался.
Понравилась глава, так же сильно, как и предыдущие. Спасибо

[Серебряная]

<<Маска>>, в тихом омуте черти водятся))
А Саске запихнули в его старый страх - это жуть