Дай мне день, чтоб тебе его отдать (с).
Название: Кто будет мной?
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске, Саске/Наруто, Джуго, Сакура, Итачи и прочие.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романтика.
Размер: Планируется - миди.
Саммари (описание): Всем кого-то не хватает. Но не все знают и понимают, кого именно.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Персонажи – Кишимото.Кроме Кайто. А остальное все мое.
Предупреждение: слеш, АУ, курим, пьем, мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: До чего же долгий этот фик в плане времени его написания). Ну, то есть - скоро ему будет два годика).
Глава 14. Значит, пять дней.Он ходит по кухне. Одним лишь прикосновением руки намертво прибивает к полу стол, стул и даже литровую бутылку, в которой вода для поливки цветов.
Он на все в этой квартире смотрит с удивительной теплотой. Будто уже был здесь. Будто каждый метр этой однокомнатной пропитан особыми воспоминаниями. Они дороги. До щемящей ностальгии, до полуулыбки на губах и полуулыбки сердца.
Он ходит по кухне, изредка постукивая по столешнице и останавливаясь возле дверного косяка. Утыкается лбом в темную деревяшку и слушает каждый шорох, рожденный в комнате, намертво огороженной подвластными только сну границами.
Он говорит, что непременно будет здесь. А Саске стоит в глухой темноте прихожей и тщетно пытается включить свет. Каждая новая неудачная попытка побуждает бить по выключателю все сильнее и сильнее. "Бам-бам-бам", - из-под кулака. "Бам-бам-бам", - колокольным ритмом в голове.
"Бам-бам-бам", - взвизгнув вибрацией, стучит смска.
Саске рефлекторно шарит рукой по кровати и, недовольно сощурив глаза, яркий свет от дисплея в ночи, кто такому порадуется, распознает имя нарушителя спокойствия. Можно не сомневаться, кто же еще.
"Спокойной ночи!"
"Ай, я, наверное, тебя разбудил, прости!"
"Хороших снов! Завтра встретимся, да?"
На циферблате час ночи. Учиха бездумно всматривается с пестрящий яркостью экран сотового, до тех пор пока тот не отключается.
Потолок растянулся белым листом бумаги, и поверх этого холста можно накладывать какие угодно фигуры. Например, раскрытую ладонь, что одновременно и тянется вверх и готова упасть на теплую ткань одеяла. А чуть ниже ладони черные кандалы нарукавника. И Саске совершенно не хочется вспоминать, что было, как было и почему было.
Он подходит к окну, и в молчании комнаты, что замерла за спиной, и в толстом слое свежего искренне белого снега, затопившего весь двор, ощущает почти сакральную связь.
С привычным отрешением, но с новой гранью собранности вспоминая недавний разговор с Итачи, Саске по крохам соединяет в памяти все, что связано с Наруто. Начиная с этого окна и воплей некого белобрысого парня. Рыжая краска из баллончика на серую стену. Только идиот мог написать свое имя на всеобщее обозрение подобным образом. Впрочем, идиот - это для Узумаки не ново.
А для Итачи не был в новинку поспешный ответ брата на предложение взяться за одну работу, связанную с семейным бизнесом. Вздыхай - не вздыхай, Саске даже не подумал, будто ждал подобного, будто наготове держал это самое "я согласен!"
- И даже не спросишь о подробностях?
- Спрошу. Но они никак не могут заставить меня отказаться.
- Хорошо. Я сам планировал контролировать подготовку к открытию и открытие кафе в нескольких городах. Но для этого нужно постоянно там присутствовать. Раньше я думал, что с этим проблем не будет, но...
Итачи поднялся с дивана и подошел к детской кроватке.
- Но сейчас я понимаю, что нужен здесь.
Саске молчит. Внутри назревает странное противоречие, грозящее запутать нечитаемый узел. Перекрестье судьбы, перекрестье новых начал, и вот - долгожданное русло реки.
Но оно уводит в другую сторону, и кажется, будто для всего этого нужно другое сердце. Уже давно нужно другое сердце.
- До июня этим будет заниматься мой помощник, а потом его заменишь ты.
Саске вскидывает голову, вкладывая всю полноту мгновенно рожденного отрицания во взгляд. Но Итачи на него не смотрит, и приходится прибегать к куда более мирным и куда менее красноречивым словам.
- Почему так?
- Потому что тебе нужно учиться, Саске, закончить очередной курс.
- С этим проблем не будет, я договорюсь.
Итачи медленно качает головой, и приходится повторять, делая нажим на каждом слове.
- Я договорюсь. Я не собираюсь продолжать за кем-то. И раз уж ты доверяешь это дело мне - я его начну, и я его закончу.
Остальное постепенно отползает на второй план. Будто мелодия, что еще минуту назад надрезала душу, теперь не в состоянии ее даже коснуться. Затихают, блекнут ноты. И только на кончиках пальцев еще сохраняется былая дрожь.
- Когда поезд?
- В субботу. И не поезд, а самолет.
Итачи не спорит. Он внимательно смотрит на часы, будто что-то просчитывая. Минутную стрелку слегка потрясывает от нетерпения, но двигается она только тогда, когда ее подгоняет неудержимая секундная. Жаль, что не во всех механизмах она есть.
Значит, пять дней.
Время убыстряется. Саске кажется, что он уже ничего не успевает. Утренний автобус никак не подогнать, пока он везет тебя в выбранное тобою место. Он тормозит на каждом повороте, и сквозь стекла снова ничего не видно. Ветер хлещет по ним, зачерпывая пригоршни снега с земли. Дрянной февраль.
Чудесный февраль, что укрыл серый асфальт своей белоснежностью. И можно не отрываясь смотреть, как он искрится, как он принимает в себя солнце, что уже скоро его растопит. И обратит в нечто иное, без возможности возврата. Без шанса на новое самоуничтожение.
Наруто с грустью смотрит, как Киба собирает со стола учебники и кладет их в сумку. Ни единого взгляда за весь день, что же надежда все никак не забьется в угол. Сейчас это чувство не исцеляет, а отравляет, заставляя воспоминаниям больно сжаться внутри.
Заставляя из разрозненных слов собраться в вопрос: а кем был Киба? А был ли он другом?
Кто тогда был другом?
В столовой подсаживается Сакура. И ни слова не говоря принимается увлеченно копаться в телефоне, а затем, будто резко вспомнив, а на деле пару десятков раз уже прокрутив это в своем сознании, заявляет:
- Я дала Кайто твой номер. Ничего?
Узумаки широко улыбается - ничего. И взглянув на экран своего мобильника, поджимает губы - почему Саске до сих пор не ответил.
Харуно явно хочет что-то сказать, но не знает как. Или не знает - нужно ли.
- Как живот, не болит?
- Уже все хорошо, Саске мне дал волшебное лекарство.
Большой палец вверх, и новая улыбка, как подтверждение собственных слов. Девушка отвечает мимолетной, и снова утыкается в свою тарелку. Снова повисает молчание, которое вряд ли можно расценить как комфортное. Но Узумаки уверен, что они уже все давно решили, обговорили, разглядели.
Сакура тоже уверена, что разглядела. И она решительно тыкает указательным Наруто в лоб, и придает лицу наиболее серьезное выражение.
- Так, выслушай меня.
Без всяких вступлений, без подготовки, без нужного момента. Узумаки слушает, попробуй тут возразить.
- Я хочу сказать про вас с Саске.
Имя - совершенно другой интонацией. На имени будто спотыкается, будто оно само соскальзывает с языка. Будто его сложно удержать неозвученным, но повторить тяжело, оттого и ценен этот миг, когда звуки повисают в воздухе.
Но не получится. Не получится придать имени значимость, когда толком не знаешь, как относишься к его обладателю.
- Просто послушай. Я видела ваши отношения. Смотрела во всегда глаза, понимаешь? И знаешь - что? Такое чувство, будто вы пытаетесь... нет, ты пытаешься удержать их от тотального разлома. Будто многолетние отношения трещат по швам, а ведь вы только начинаете. Вы даже познакомились совсем недавно, а у вас уже все разваливается. Разве ты не видишь провальность этих начинаний?
Наруто не видит. Наруто не понимает, почему всем вдруг стало интересно, что творится у него в личной жизни. Почему вокруг внезапно закрутился калейдоскоп людей, знакомых и незнакомых, и все вздумали озвучивать свои советы и опасения.
Узумаки понимает: Сакура хочет, как лучше. Он уверен в этом больше нее самой. Ее не хочется обижать, ведь раньше ее хотелось любить. А теперь хочется любить другого человека.
И от этих простых и логичных мыслей бросает в жар. И Наруто улыбается. Одновременно с ответом на ночную смс. "Да. Надеюсь, ты там не взял на обед лапшу?"
- Я хочу быть с ним, Сакура. Я это понял, и ты меня пойми.
Не доказывает, не кричит, не размахивает руками, не бьет себя кулаком в грудь, только с явным огорчением от себя тарелку с лапшой отодвигает. Говорит так спокойно, словно озвучивает прописную истину. Харуно смотрит на него, вспоминая, с каким ледяным равнодушием изучал ее Учиха в том кафе. Думая о том, что успела найти минимум пять человек, с которыми Саске пересекался за последний год. И с которыми по их словам, они пытались строить отношения. И всякий раз это было как самообман. Вера в собственные силы, киношные мотивы растопить лед, а на деле - даже кромка на поверхности воды не поцарапалась.
Кайто счастливчик. Он видел, как Саске улыбается. Странное, наверное, зрелище.
Кайто неугомонный. И он еще с утра успел настрочить Джуго смску о том, где они были и что делали. И Джуго уже с самого утра караулит Учиху у подъезда. Но тот появляется только после обеда.
Никого не замечая, бредет к намеченной цели, изредка резким движением раздраженно отбрасывая с лица липнущие к нему пряди. И конечно, он закономерно недоволен тем, что его останавливают.
Джуго улыбается нерешительно, будто улыбка все оправдывает.
- А я тебя тут жду. Знаешь, мы в прошлый раз нехорошо разошлись, я вспылил, прости меня.
Это выглядит трогательно. Это выглядит жалко. А Учиха уже исчерпал на сегодня всю свою вежливость при общении с деканом, а затем с ректором. Людей порой сложно убедить в том, что есть в этом мире нечто поважнее учебы и что экзамены можно сдать и без посещения занятий. Разумеется, одними убеждениями людей не накормишь. В текущий век есть и иная пища кроме хлеба и воды.
- Прощаю. Это все?
Джуго молчит. Замер, преградив путь, не давая возможности двигаться дальше.
- Я на выходных к тебе приходил, но тебя не было.
- И что с того?
- Все нормально, это правильно.
Зачем нужно было идти в эту зиму, застывать в гостях у пустого двора, чью покинутость не скрашивают даже разноцветные лавочки, и смотреть в темные окна. Зачем нужно отчаянно врать себе о необходимости поддержки и дружбы. Это самый легкий путь, когда надежда нашептывает совсем иное. Люди порой так сильно любят прошлое, что готовы мириться с его трупным запахом, лишь бы еще на мгновение продлить в себе былое счастье.
Но Джуго мирился даже не с этим. Он смотрел на Саске, но видел совсем другого человека. Живая подмена взамен ушедшего будущего. И прежние чувства, что со школы питали жизнь и помогали ей раскрываться, ширится и приносить радость, легли идеальной основой самообману. Сказка не нова, но менее грустной от этого она не становится.
Учиха смотрит устало. А затем переводит взгляд в сторону и складывает руки на груди.
- Послушай меня. Я скажу все это один раз и повторять не буду. Прекрати это, Джуго.
Медленная траектория - от подернутой дымкой скорого вечера дали до знакомого лица напротив, уже замершего в ожидании боли. Саске говорит, не опуская глаз, притягивая ответный взгляд чернотой зрачков.
- Прекрати это, пока ты не стал мне противен. Зачем ты приходишь? За сочувствием? Жалостью? Любовью?
Последнее слово также безэмоционально, как и предыдущие. Учиха вкладывает в свою речь максимум убежденности, минимум эмоций. Но все же они есть, они скользят в паузах и в размеренном постукивании указательного пальца по предплечью.
- Не лги самому себе, ты ничего этого у меня не найдешь. Ты должен научиться жить с тем, что ты имеешь и с тем, что ты потерял. Смени квартиру, работу, обои в комнате. Заведи собаку, выброси рыбок из аквариума. Найди свой смысл даже в промежуточном существовании. Но ко мне не приходи. И не заводи весь этот бред про дружеские походы в кино.
Джуго опускает голову. Внутри пусто, глубокой ложкой из-под мороженного четкие слова выскабливают со стенок души остатки тепла. Остатки стремлений. Остатки лжи.
Но не очистишь - не наполнишь.
- Я не стану дружить с тем, к кому когда-то стремился по вечерам, с кем целовался по ночам, чьи слова можно было в рамочку на стену вешать, с тем, кому я поверил. И от кого услышал "я нашел свою судьбу, и это не ты".
Вскрыло как разрядом тока. Джуго вскинул голову, но снова наткнулся на непроницаемый взгляд. Пустота ощетинилась и опала. Саске легко быть откровенным с тем, кто ему теперь безразличен.
- Так что прекрати. И не лезь в мою жизнь. Ты уже не имеешь к ней никакого отношения.
- Но я...
- Никакого.
Порой нужно, переступив через последний рубеж, позволить себе эту жестокость и откровенность. Пусть другие обманываются твоим последующим или предыдущим безразличием, лишь ты один знаешь степень тяжести и легкости произносимых слов.
Сумерки должны наступить чуть позже, но они уже здесь. Они уже обволакивают яркие фотографии, которых нет ни в одном альбоме. И словно красным крестом перечеркивается то время, когда Саске звонил в квартиру на двоих, а Джуго открывал дверь и встречал его ежедневным легким поцелуем в губы.
В мусор. Разорвать на мелкие кусочки - и в мусор. Вместе со старой туркой, в которой уже никто и никогда не станет варить кофе.
Наруто не замечает холода. И не замечает сумерек. Они договорились встретиться с Саске через полчаса, и сегодня уж точно просто фильмом дело не ограничится. По крайней мере, Узумаки нервно на это надеялся.
Сегодня на улице снова промозгло и ветрено, и это едва не отменило самолет, на котором прилетели посмотреть на своего долгожданного внука Учиха Фугаку и Учиха Микото. Счастливые родители, счастливые улыбки, склоненные над кроваткой лица. Малыш во все глаза смотрит на быстро сменяющиеся над ним картинки и удивляется этому, еще совершенно не зная, что такое удивление.
Здесь нет места унынию, разговорам на повышенных тонах. Это первый день в этих стенах, и он обязан быть уютным.
Саске идет в тот же дом, но не собирается окунаться в теплоту и размеренность, нарушаемую лишь шуршанием пакетов и причудливым недовольным криком новорожденного. Сейчас это лишь умиляет, ловите момент, пока сон еще не наваливается на все тело разом одурманивающим пластом земли, но спать вам нельзя - только петь и качать кроватку из светлого дерева.
Саске тянет на себя массивную входную дверь в подъезд, а с другой стороны темноволосая женщина в теплом пальто с легким секундным удивлением отдергивает руку от ускользающей ручки.
- О, - доброжелательная улыбка в знак благодарности и дрогнувшие пальцы в знак узнавания.
Саске все еще держит дверь, намертво прирастая к припорошенному спрессованным снегом квадрату земли под ногами. Бросает в жар, а женщина делает шаг навстречу, переступая порог дома и дрогнувшими губами произносит имя. Тянет руки, глаза ошалевшие, счастливые. За рукава куртки пальцами, и всей душой навстречу, всем своим существом приветствует, подаваясь вперед и крепко обнимая.
- Саске...
Одаривает таким родным теплом, что ноги подкашиваются. И на много лет назад отбрасывает, когда обнимаешь в ответ, вдыхая запах все тех же духов, что и прежде. Они впитались в волосы, как в стены навеки.
- Мама...
Она гладит по волосам с такой безграничной нежностью, что все плохие думы мгновенно комкаются и выбрасываются в пропасть. Она вглядывается в лицо с таким неусыпным вниманием, что черты лица разглаживаются - и смотришь доверчиво и прямо, как в детстве.
- Как же я рада тебя видеть, как ты? Все хорошо? Не болеешь?
- Все хорошо, лучше скажи, как ты?
И точечным уколом в голову - новый вопрос, который должен был прийти на ум первым.
- А где отец?
Саске в нервном ожидании смотрит на дверь, но она остается недвижима. Микото успокаивающе гладит его по руке.
- Он остался в квартире, это мне захотелось прогуляться до магазина. Представляешь, все пустышки куда-то подевались.
- Это хорошо, я не хочу, чтобы получилось, как в тот раз.
- Ничего, он успокоился... довольно-таки быстро.
- Не быстро, я уверен.
- Но он успокоился.
Микото смотрит на сына и старается запомнить каждую мелочь. Конечно, он повзрослел, отпустил челку, зачем только, в глаза же, наверняка, постоянно лезет.
- Проводишь меня?
- Вдруг кто увидит?
- Кто меня знает в этом городе, пойдем, мы так давно не виделись, сынок, пойдем.
Шаги нарочито медленные, будто впереди часть магнита с тем же полюсом, что ввинчен вам в сердце, и при приближении он отталкивает от себя все с большим усилием и упорством.
Микото говорит тоже медленно, рассказывает, какая снежная была в этом году зима и как на месте старого кинотеатра возле их дома построили торговый центр.
- Теперь такой шум, Саске, наверное, придется менять окна.
Обычный разговор, но значимый ценой до небес. Своей случайностью, своей краткостью. Своей запретностью.
Окна квартиры Итачи не выходят во двор. Они идут обратно по своим же следам, скованные лишь осознанием близости подъезда. Свободные, как пятнадцать лет назад, когда, прихватив лыжи, мчались по снегу к автобусной остановке, который отвозил к лесному массиву за городом и лесным приключениям на двоих.
Но лифт их двоих уже не примет.
- Почему ты мне даже не звонишь?
Микото ласково смахивает снег с воротника сына, пусть тает на полу. Саске смотрит в сторону, слегка нахмурившись, не желая отпускать этот момент, но под ноги уже падают последние песчинки из отведенной горсти.
- Если я позвоню, а он узнает, он снова отыграется на тебе. Я не хочу, чтобы из-за меня страдала ты. Ведь он не поменял своего решения?
- Нет, он упрямый, ты же знаешь.
- Почему ты с ним живешь? Ты могла бы уехать сюда, могла бы...
- Родной мой, мы семья, я люблю его. И я верю, что когда-нибудь все наладится, я жду этого, все так и будет. И тебя я тоже очень люблю.
- Ты ждешь этого, сколько я себя помню. А теперь все еще хуже, нам даже видеться нельзя.
- Но мы увиделись, я так рада, ты такой славный, такой хороший, мой мальчик...
Эти слова рвут сердце, как ничто больше не способно. Некая невыраженная тоска в каждом слоге, и она аккуратно, почти ювелирно делает надрез там, где кожа души тоньше марлевой повязки.
Микото нежно целует Саске в лоб, ей пора, ей давно пора. И из руки рука ускользает, самая родная из всех, которой касался и которая тебя касалась.
Накатывает тоска, и пальцы отчего-то в кулак сжимаются, когда закрываются створки лифта, и увозят вверх ту, что всегда была способна видеть большее за надменным фырканьем, резкими заявлениями, надутыми губами и слезами, в порыве детской обиды размазанными по щекам.
Саске еще пару минут стоит, неотрывно смотря на панель с цифрами этажей над лифтом. И только тогда, когда в подъезд заходит кто-то еще, он запускает руку в карман и подцепляет пачку сигарет.
За домом ветер накатывает резко, властно, избрав в кумиры непоколебимость и невосприимчивость к мольбам у зеленых морских волн. Подставлять ему мысли - убийственно глупо, темное небо тому свидетель. И необъяснимо близко все та же серая вата облаков. И все также бесприютно, будто на перепутье.
Ветер старается, пытается выслужиться перед угасающей зимой. Пусть она еще хоть ненадолго свои глаза откроет. Хотя бы в удивлении. Сигарета то и дело гаснет, и Саске подставляет старателю спину, ограждая свой никотиновый огонек от его усердия.
Сейчас бы, минуя подъезд, минуя лифт, сразу очутиться в одном из этих окон, подсесть поближе к батарее и слушать, как тихо по ковру шуршат чьи-то чужие шаги. Просочиться тенью на балкон, и с высоты случайного этажа ощутить свободу выбора, балконы принимают все.
А на двенадцатом этаже закрывающееся окно ловит отблеск ночного фонаря, и Наруто озадаченно смотрит на часы. В который раз уже. И еле одергивает себя от очередной попытки дозвониться до Учихи.
Он уже сотню раз пересаживался с места на места. Сотню раз брал в руки журнал и отшвыривал его от себя - ничего не интересно, ничего не разобрать. И все ту же сотню раз он брался за изучение комнаты на предмет ненужных вещей, которые стоит выбросить, но все никак не мог даже пакет найти для мусора.
В итоге звонок в дверь застал его за ковырянием карандашом в невесть откуда образовавшейся небольшой дырки в диване.
Сердце подскочило вместе с Узумаки, но тот все равно попытался стереть с лица радость и придать ему соответствующее недовольное выражение. Договорились же. Можно было предупредить же.
Короткий взгляд в глазок, гремят ключи и засовы, и вот хозяин дома впускает на порог черноволосого гостя, делает шаг назад и скрещивает руки на груди, выражая этим жестом всю ту гамму отнюдь не радужных чувств, которые он непременно должен донести до Учихи.
Повисает тишина. В целом незапланированная тишина, которая хоть и удачно вяжется с закономерным недовольством того, кто раз десять звонил на мобильный и не получал ответа, но все равно не может быть вечной.
Саске прислоняется спиной к входной двери и не моргая смотрит на Наруто.
- Ты сказал через полчаса, а пришел через два. Я звонил, а ты трубку не брал.
Узумаки пытается казаться рассерженным и обиженным. Он и был обижен десять минут назад уж точно. Но сейчас Учиха смотрит так странно, что в груди тянет, и неосознанно в голову лезут мысли о чем-то плохом.
- Что-то случилось?
Саске молчит, и Наруто уже не на шутку тревожно становится. Он рывком подходит к нему вплотную, в лицо пытливо вглядывается, за шарф дергает, растормошить, растормошить, что же это такое-то.
От Учихи пахнет сигаретами и снегом. Никотин пропитал воротник куртки, а морозный воздух слегка пригладил его сверху. Настойчивым, но деликатным касанием. И глаза - непривычное темное стекло, отчаянием было бы смотреть в них так долго, ожидая увидеть либо собственное отражение, либо то, что под гладью этой запрятана. Глубина сама в себе утонула.
- Да скажи ты мне уже, что такое!
Наруто уже не может нервничать тихо, ощущая пугающую отчужденность. Неопределенность, странность такую, что пальцы кусать хочется. Узумаки нужно касаться, и он смахивает с чужих плеч остатки капель, что недавно были снегом с небес.
А Саске прижимается затылком к все той же входной двери и глухо произносит:
- Поцелуй меня.
- Что?
Учиха не отвечает, не повторяет, только следит за тем, как Наруто закусывает губу в странной нерешительности или настороженности. И можно было бы сейчас глаза закрыть, вот только хочется видеть эту темноту в прихожей. Хочется видеть, как свет в комнате не касается позднего вечера за окном. Как ветер отлетает от прозрачного стекла и со свистом пробует пробить эту преграду снова. Видеть ту тревогу, что все еще обитает в глазах напротив.
Узумаки целует осторожно. Будто и не хочет вовсе. Будто не понимает, зачем это нужно. Но когда Саске в ответ находит холодными пальцами его ладонь, как только излишне крепко сжимает ее, чуть дрогнув и вдохнув в унисон. Вот тогда отчего-то становится страшно.
Что-то точно не так.
Минуя воротник куртки, минуя его никотиновость и морозность - до кожи пальцами. И уже требовательно к губам, и уже лбом ко лбу прижимаясь, глаза в глаза - также требовательно.
И Саске опускает веки, и сдавливает ладонь так сильно, что это больно. Одновременно больно и тепло в груди. И шарф ненужной блеклой лентой падает на пол, Наруто наступает на него, вплетаясь пальцами в черные волосы, а Саске хватается за его плечо, как выбившийся из сил непутевый турист, которого быстрым течением отнесло слишком далеко от берега. Но вот он - спасительный мостик, с него и в воду потом сигануть не грех, но сейчас жмешься к его доскам, нагретым, надежным.
Нужным. Учиха требовательно тянет на себя, заставляя обнимать еще крепче. И Наруто послушно и жадно обхватывает его руками, поглаживая открытыми ладонями по спине. И становится все неудержимей, все явственней. И все закручивается, тянется, длится мелодия. Ее ухватили за самый первый звук, ей не дали затихнуть, ее проглотили, и теперь она мечется внутри. Изливается нежностью и желанием в каждой точке соприкосновения.
Наруто утыкается носом в изгиб шеи, греет дыханием, оживляет губами. И Саске чувствует. Чувствует, как тягучая мелодия просачивается сквозь кожу и ожесточенно пульсирует в груди. И от этого нет иного спасения, кроме как вгрызаясь пальцами в светлые волосы, прижиматься щекой к щеке.
Совершенно не зная, как выразить то, что всколыхнулось в сердце. Совершенно не понимая, с какой силой целуешь найденные на ощупь губы.
Совершенно не думая о том, что через четыре дня нужно будет покинуть этот город.
"Держи меня за руку, долго, пожалуйста,
Крепко держи меня, я не пожалуюсь".
Диана Арбенина - Южный полюс.
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске, Саске/Наруто, Джуго, Сакура, Итачи и прочие.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романтика.
Размер: Планируется - миди.
Саммари (описание): Всем кого-то не хватает. Но не все знают и понимают, кого именно.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Персонажи – Кишимото.
Предупреждение: слеш, АУ, курим, пьем, мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: До чего же долгий этот фик в плане времени его написания). Ну, то есть - скоро ему будет два годика).
Глава 14. Значит, пять дней.Он ходит по кухне. Одним лишь прикосновением руки намертво прибивает к полу стол, стул и даже литровую бутылку, в которой вода для поливки цветов.
Он на все в этой квартире смотрит с удивительной теплотой. Будто уже был здесь. Будто каждый метр этой однокомнатной пропитан особыми воспоминаниями. Они дороги. До щемящей ностальгии, до полуулыбки на губах и полуулыбки сердца.
Он ходит по кухне, изредка постукивая по столешнице и останавливаясь возле дверного косяка. Утыкается лбом в темную деревяшку и слушает каждый шорох, рожденный в комнате, намертво огороженной подвластными только сну границами.
Он говорит, что непременно будет здесь. А Саске стоит в глухой темноте прихожей и тщетно пытается включить свет. Каждая новая неудачная попытка побуждает бить по выключателю все сильнее и сильнее. "Бам-бам-бам", - из-под кулака. "Бам-бам-бам", - колокольным ритмом в голове.
"Бам-бам-бам", - взвизгнув вибрацией, стучит смска.
Саске рефлекторно шарит рукой по кровати и, недовольно сощурив глаза, яркий свет от дисплея в ночи, кто такому порадуется, распознает имя нарушителя спокойствия. Можно не сомневаться, кто же еще.
"Спокойной ночи!"
"Ай, я, наверное, тебя разбудил, прости!"
"Хороших снов! Завтра встретимся, да?"
На циферблате час ночи. Учиха бездумно всматривается с пестрящий яркостью экран сотового, до тех пор пока тот не отключается.
Потолок растянулся белым листом бумаги, и поверх этого холста можно накладывать какие угодно фигуры. Например, раскрытую ладонь, что одновременно и тянется вверх и готова упасть на теплую ткань одеяла. А чуть ниже ладони черные кандалы нарукавника. И Саске совершенно не хочется вспоминать, что было, как было и почему было.
Он подходит к окну, и в молчании комнаты, что замерла за спиной, и в толстом слое свежего искренне белого снега, затопившего весь двор, ощущает почти сакральную связь.
С привычным отрешением, но с новой гранью собранности вспоминая недавний разговор с Итачи, Саске по крохам соединяет в памяти все, что связано с Наруто. Начиная с этого окна и воплей некого белобрысого парня. Рыжая краска из баллончика на серую стену. Только идиот мог написать свое имя на всеобщее обозрение подобным образом. Впрочем, идиот - это для Узумаки не ново.
А для Итачи не был в новинку поспешный ответ брата на предложение взяться за одну работу, связанную с семейным бизнесом. Вздыхай - не вздыхай, Саске даже не подумал, будто ждал подобного, будто наготове держал это самое "я согласен!"
- И даже не спросишь о подробностях?
- Спрошу. Но они никак не могут заставить меня отказаться.
- Хорошо. Я сам планировал контролировать подготовку к открытию и открытие кафе в нескольких городах. Но для этого нужно постоянно там присутствовать. Раньше я думал, что с этим проблем не будет, но...
Итачи поднялся с дивана и подошел к детской кроватке.
- Но сейчас я понимаю, что нужен здесь.
Саске молчит. Внутри назревает странное противоречие, грозящее запутать нечитаемый узел. Перекрестье судьбы, перекрестье новых начал, и вот - долгожданное русло реки.
Но оно уводит в другую сторону, и кажется, будто для всего этого нужно другое сердце. Уже давно нужно другое сердце.
- До июня этим будет заниматься мой помощник, а потом его заменишь ты.
Саске вскидывает голову, вкладывая всю полноту мгновенно рожденного отрицания во взгляд. Но Итачи на него не смотрит, и приходится прибегать к куда более мирным и куда менее красноречивым словам.
- Почему так?
- Потому что тебе нужно учиться, Саске, закончить очередной курс.
- С этим проблем не будет, я договорюсь.
Итачи медленно качает головой, и приходится повторять, делая нажим на каждом слове.
- Я договорюсь. Я не собираюсь продолжать за кем-то. И раз уж ты доверяешь это дело мне - я его начну, и я его закончу.
Остальное постепенно отползает на второй план. Будто мелодия, что еще минуту назад надрезала душу, теперь не в состоянии ее даже коснуться. Затихают, блекнут ноты. И только на кончиках пальцев еще сохраняется былая дрожь.
- Когда поезд?
- В субботу. И не поезд, а самолет.
Итачи не спорит. Он внимательно смотрит на часы, будто что-то просчитывая. Минутную стрелку слегка потрясывает от нетерпения, но двигается она только тогда, когда ее подгоняет неудержимая секундная. Жаль, что не во всех механизмах она есть.
Значит, пять дней.
Время убыстряется. Саске кажется, что он уже ничего не успевает. Утренний автобус никак не подогнать, пока он везет тебя в выбранное тобою место. Он тормозит на каждом повороте, и сквозь стекла снова ничего не видно. Ветер хлещет по ним, зачерпывая пригоршни снега с земли. Дрянной февраль.
Чудесный февраль, что укрыл серый асфальт своей белоснежностью. И можно не отрываясь смотреть, как он искрится, как он принимает в себя солнце, что уже скоро его растопит. И обратит в нечто иное, без возможности возврата. Без шанса на новое самоуничтожение.
Наруто с грустью смотрит, как Киба собирает со стола учебники и кладет их в сумку. Ни единого взгляда за весь день, что же надежда все никак не забьется в угол. Сейчас это чувство не исцеляет, а отравляет, заставляя воспоминаниям больно сжаться внутри.
Заставляя из разрозненных слов собраться в вопрос: а кем был Киба? А был ли он другом?
Кто тогда был другом?
В столовой подсаживается Сакура. И ни слова не говоря принимается увлеченно копаться в телефоне, а затем, будто резко вспомнив, а на деле пару десятков раз уже прокрутив это в своем сознании, заявляет:
- Я дала Кайто твой номер. Ничего?
Узумаки широко улыбается - ничего. И взглянув на экран своего мобильника, поджимает губы - почему Саске до сих пор не ответил.
Харуно явно хочет что-то сказать, но не знает как. Или не знает - нужно ли.
- Как живот, не болит?
- Уже все хорошо, Саске мне дал волшебное лекарство.
Большой палец вверх, и новая улыбка, как подтверждение собственных слов. Девушка отвечает мимолетной, и снова утыкается в свою тарелку. Снова повисает молчание, которое вряд ли можно расценить как комфортное. Но Узумаки уверен, что они уже все давно решили, обговорили, разглядели.
Сакура тоже уверена, что разглядела. И она решительно тыкает указательным Наруто в лоб, и придает лицу наиболее серьезное выражение.
- Так, выслушай меня.
Без всяких вступлений, без подготовки, без нужного момента. Узумаки слушает, попробуй тут возразить.
- Я хочу сказать про вас с Саске.
Имя - совершенно другой интонацией. На имени будто спотыкается, будто оно само соскальзывает с языка. Будто его сложно удержать неозвученным, но повторить тяжело, оттого и ценен этот миг, когда звуки повисают в воздухе.
Но не получится. Не получится придать имени значимость, когда толком не знаешь, как относишься к его обладателю.
- Просто послушай. Я видела ваши отношения. Смотрела во всегда глаза, понимаешь? И знаешь - что? Такое чувство, будто вы пытаетесь... нет, ты пытаешься удержать их от тотального разлома. Будто многолетние отношения трещат по швам, а ведь вы только начинаете. Вы даже познакомились совсем недавно, а у вас уже все разваливается. Разве ты не видишь провальность этих начинаний?
Наруто не видит. Наруто не понимает, почему всем вдруг стало интересно, что творится у него в личной жизни. Почему вокруг внезапно закрутился калейдоскоп людей, знакомых и незнакомых, и все вздумали озвучивать свои советы и опасения.
Узумаки понимает: Сакура хочет, как лучше. Он уверен в этом больше нее самой. Ее не хочется обижать, ведь раньше ее хотелось любить. А теперь хочется любить другого человека.
И от этих простых и логичных мыслей бросает в жар. И Наруто улыбается. Одновременно с ответом на ночную смс. "Да. Надеюсь, ты там не взял на обед лапшу?"
- Я хочу быть с ним, Сакура. Я это понял, и ты меня пойми.
Не доказывает, не кричит, не размахивает руками, не бьет себя кулаком в грудь, только с явным огорчением от себя тарелку с лапшой отодвигает. Говорит так спокойно, словно озвучивает прописную истину. Харуно смотрит на него, вспоминая, с каким ледяным равнодушием изучал ее Учиха в том кафе. Думая о том, что успела найти минимум пять человек, с которыми Саске пересекался за последний год. И с которыми по их словам, они пытались строить отношения. И всякий раз это было как самообман. Вера в собственные силы, киношные мотивы растопить лед, а на деле - даже кромка на поверхности воды не поцарапалась.
Кайто счастливчик. Он видел, как Саске улыбается. Странное, наверное, зрелище.
Кайто неугомонный. И он еще с утра успел настрочить Джуго смску о том, где они были и что делали. И Джуго уже с самого утра караулит Учиху у подъезда. Но тот появляется только после обеда.
Никого не замечая, бредет к намеченной цели, изредка резким движением раздраженно отбрасывая с лица липнущие к нему пряди. И конечно, он закономерно недоволен тем, что его останавливают.
Джуго улыбается нерешительно, будто улыбка все оправдывает.
- А я тебя тут жду. Знаешь, мы в прошлый раз нехорошо разошлись, я вспылил, прости меня.
Это выглядит трогательно. Это выглядит жалко. А Учиха уже исчерпал на сегодня всю свою вежливость при общении с деканом, а затем с ректором. Людей порой сложно убедить в том, что есть в этом мире нечто поважнее учебы и что экзамены можно сдать и без посещения занятий. Разумеется, одними убеждениями людей не накормишь. В текущий век есть и иная пища кроме хлеба и воды.
- Прощаю. Это все?
Джуго молчит. Замер, преградив путь, не давая возможности двигаться дальше.
- Я на выходных к тебе приходил, но тебя не было.
- И что с того?
- Все нормально, это правильно.
Зачем нужно было идти в эту зиму, застывать в гостях у пустого двора, чью покинутость не скрашивают даже разноцветные лавочки, и смотреть в темные окна. Зачем нужно отчаянно врать себе о необходимости поддержки и дружбы. Это самый легкий путь, когда надежда нашептывает совсем иное. Люди порой так сильно любят прошлое, что готовы мириться с его трупным запахом, лишь бы еще на мгновение продлить в себе былое счастье.
Но Джуго мирился даже не с этим. Он смотрел на Саске, но видел совсем другого человека. Живая подмена взамен ушедшего будущего. И прежние чувства, что со школы питали жизнь и помогали ей раскрываться, ширится и приносить радость, легли идеальной основой самообману. Сказка не нова, но менее грустной от этого она не становится.
Учиха смотрит устало. А затем переводит взгляд в сторону и складывает руки на груди.
- Послушай меня. Я скажу все это один раз и повторять не буду. Прекрати это, Джуго.
Медленная траектория - от подернутой дымкой скорого вечера дали до знакомого лица напротив, уже замершего в ожидании боли. Саске говорит, не опуская глаз, притягивая ответный взгляд чернотой зрачков.
- Прекрати это, пока ты не стал мне противен. Зачем ты приходишь? За сочувствием? Жалостью? Любовью?
Последнее слово также безэмоционально, как и предыдущие. Учиха вкладывает в свою речь максимум убежденности, минимум эмоций. Но все же они есть, они скользят в паузах и в размеренном постукивании указательного пальца по предплечью.
- Не лги самому себе, ты ничего этого у меня не найдешь. Ты должен научиться жить с тем, что ты имеешь и с тем, что ты потерял. Смени квартиру, работу, обои в комнате. Заведи собаку, выброси рыбок из аквариума. Найди свой смысл даже в промежуточном существовании. Но ко мне не приходи. И не заводи весь этот бред про дружеские походы в кино.
Джуго опускает голову. Внутри пусто, глубокой ложкой из-под мороженного четкие слова выскабливают со стенок души остатки тепла. Остатки стремлений. Остатки лжи.
Но не очистишь - не наполнишь.
- Я не стану дружить с тем, к кому когда-то стремился по вечерам, с кем целовался по ночам, чьи слова можно было в рамочку на стену вешать, с тем, кому я поверил. И от кого услышал "я нашел свою судьбу, и это не ты".
Вскрыло как разрядом тока. Джуго вскинул голову, но снова наткнулся на непроницаемый взгляд. Пустота ощетинилась и опала. Саске легко быть откровенным с тем, кто ему теперь безразличен.
- Так что прекрати. И не лезь в мою жизнь. Ты уже не имеешь к ней никакого отношения.
- Но я...
- Никакого.
Порой нужно, переступив через последний рубеж, позволить себе эту жестокость и откровенность. Пусть другие обманываются твоим последующим или предыдущим безразличием, лишь ты один знаешь степень тяжести и легкости произносимых слов.
Сумерки должны наступить чуть позже, но они уже здесь. Они уже обволакивают яркие фотографии, которых нет ни в одном альбоме. И словно красным крестом перечеркивается то время, когда Саске звонил в квартиру на двоих, а Джуго открывал дверь и встречал его ежедневным легким поцелуем в губы.
В мусор. Разорвать на мелкие кусочки - и в мусор. Вместе со старой туркой, в которой уже никто и никогда не станет варить кофе.
Наруто не замечает холода. И не замечает сумерек. Они договорились встретиться с Саске через полчаса, и сегодня уж точно просто фильмом дело не ограничится. По крайней мере, Узумаки нервно на это надеялся.
Сегодня на улице снова промозгло и ветрено, и это едва не отменило самолет, на котором прилетели посмотреть на своего долгожданного внука Учиха Фугаку и Учиха Микото. Счастливые родители, счастливые улыбки, склоненные над кроваткой лица. Малыш во все глаза смотрит на быстро сменяющиеся над ним картинки и удивляется этому, еще совершенно не зная, что такое удивление.
Здесь нет места унынию, разговорам на повышенных тонах. Это первый день в этих стенах, и он обязан быть уютным.
Саске идет в тот же дом, но не собирается окунаться в теплоту и размеренность, нарушаемую лишь шуршанием пакетов и причудливым недовольным криком новорожденного. Сейчас это лишь умиляет, ловите момент, пока сон еще не наваливается на все тело разом одурманивающим пластом земли, но спать вам нельзя - только петь и качать кроватку из светлого дерева.
Саске тянет на себя массивную входную дверь в подъезд, а с другой стороны темноволосая женщина в теплом пальто с легким секундным удивлением отдергивает руку от ускользающей ручки.
- О, - доброжелательная улыбка в знак благодарности и дрогнувшие пальцы в знак узнавания.
Саске все еще держит дверь, намертво прирастая к припорошенному спрессованным снегом квадрату земли под ногами. Бросает в жар, а женщина делает шаг навстречу, переступая порог дома и дрогнувшими губами произносит имя. Тянет руки, глаза ошалевшие, счастливые. За рукава куртки пальцами, и всей душой навстречу, всем своим существом приветствует, подаваясь вперед и крепко обнимая.
- Саске...
Одаривает таким родным теплом, что ноги подкашиваются. И на много лет назад отбрасывает, когда обнимаешь в ответ, вдыхая запах все тех же духов, что и прежде. Они впитались в волосы, как в стены навеки.
- Мама...
Она гладит по волосам с такой безграничной нежностью, что все плохие думы мгновенно комкаются и выбрасываются в пропасть. Она вглядывается в лицо с таким неусыпным вниманием, что черты лица разглаживаются - и смотришь доверчиво и прямо, как в детстве.
- Как же я рада тебя видеть, как ты? Все хорошо? Не болеешь?
- Все хорошо, лучше скажи, как ты?
И точечным уколом в голову - новый вопрос, который должен был прийти на ум первым.
- А где отец?
Саске в нервном ожидании смотрит на дверь, но она остается недвижима. Микото успокаивающе гладит его по руке.
- Он остался в квартире, это мне захотелось прогуляться до магазина. Представляешь, все пустышки куда-то подевались.
- Это хорошо, я не хочу, чтобы получилось, как в тот раз.
- Ничего, он успокоился... довольно-таки быстро.
- Не быстро, я уверен.
- Но он успокоился.
Микото смотрит на сына и старается запомнить каждую мелочь. Конечно, он повзрослел, отпустил челку, зачем только, в глаза же, наверняка, постоянно лезет.
- Проводишь меня?
- Вдруг кто увидит?
- Кто меня знает в этом городе, пойдем, мы так давно не виделись, сынок, пойдем.
Шаги нарочито медленные, будто впереди часть магнита с тем же полюсом, что ввинчен вам в сердце, и при приближении он отталкивает от себя все с большим усилием и упорством.
Микото говорит тоже медленно, рассказывает, какая снежная была в этом году зима и как на месте старого кинотеатра возле их дома построили торговый центр.
- Теперь такой шум, Саске, наверное, придется менять окна.
Обычный разговор, но значимый ценой до небес. Своей случайностью, своей краткостью. Своей запретностью.
Окна квартиры Итачи не выходят во двор. Они идут обратно по своим же следам, скованные лишь осознанием близости подъезда. Свободные, как пятнадцать лет назад, когда, прихватив лыжи, мчались по снегу к автобусной остановке, который отвозил к лесному массиву за городом и лесным приключениям на двоих.
Но лифт их двоих уже не примет.
- Почему ты мне даже не звонишь?
Микото ласково смахивает снег с воротника сына, пусть тает на полу. Саске смотрит в сторону, слегка нахмурившись, не желая отпускать этот момент, но под ноги уже падают последние песчинки из отведенной горсти.
- Если я позвоню, а он узнает, он снова отыграется на тебе. Я не хочу, чтобы из-за меня страдала ты. Ведь он не поменял своего решения?
- Нет, он упрямый, ты же знаешь.
- Почему ты с ним живешь? Ты могла бы уехать сюда, могла бы...
- Родной мой, мы семья, я люблю его. И я верю, что когда-нибудь все наладится, я жду этого, все так и будет. И тебя я тоже очень люблю.
- Ты ждешь этого, сколько я себя помню. А теперь все еще хуже, нам даже видеться нельзя.
- Но мы увиделись, я так рада, ты такой славный, такой хороший, мой мальчик...
Эти слова рвут сердце, как ничто больше не способно. Некая невыраженная тоска в каждом слоге, и она аккуратно, почти ювелирно делает надрез там, где кожа души тоньше марлевой повязки.
Микото нежно целует Саске в лоб, ей пора, ей давно пора. И из руки рука ускользает, самая родная из всех, которой касался и которая тебя касалась.
Накатывает тоска, и пальцы отчего-то в кулак сжимаются, когда закрываются створки лифта, и увозят вверх ту, что всегда была способна видеть большее за надменным фырканьем, резкими заявлениями, надутыми губами и слезами, в порыве детской обиды размазанными по щекам.
Саске еще пару минут стоит, неотрывно смотря на панель с цифрами этажей над лифтом. И только тогда, когда в подъезд заходит кто-то еще, он запускает руку в карман и подцепляет пачку сигарет.
За домом ветер накатывает резко, властно, избрав в кумиры непоколебимость и невосприимчивость к мольбам у зеленых морских волн. Подставлять ему мысли - убийственно глупо, темное небо тому свидетель. И необъяснимо близко все та же серая вата облаков. И все также бесприютно, будто на перепутье.
Ветер старается, пытается выслужиться перед угасающей зимой. Пусть она еще хоть ненадолго свои глаза откроет. Хотя бы в удивлении. Сигарета то и дело гаснет, и Саске подставляет старателю спину, ограждая свой никотиновый огонек от его усердия.
Сейчас бы, минуя подъезд, минуя лифт, сразу очутиться в одном из этих окон, подсесть поближе к батарее и слушать, как тихо по ковру шуршат чьи-то чужие шаги. Просочиться тенью на балкон, и с высоты случайного этажа ощутить свободу выбора, балконы принимают все.
А на двенадцатом этаже закрывающееся окно ловит отблеск ночного фонаря, и Наруто озадаченно смотрит на часы. В который раз уже. И еле одергивает себя от очередной попытки дозвониться до Учихи.
Он уже сотню раз пересаживался с места на места. Сотню раз брал в руки журнал и отшвыривал его от себя - ничего не интересно, ничего не разобрать. И все ту же сотню раз он брался за изучение комнаты на предмет ненужных вещей, которые стоит выбросить, но все никак не мог даже пакет найти для мусора.
В итоге звонок в дверь застал его за ковырянием карандашом в невесть откуда образовавшейся небольшой дырки в диване.
Сердце подскочило вместе с Узумаки, но тот все равно попытался стереть с лица радость и придать ему соответствующее недовольное выражение. Договорились же. Можно было предупредить же.
Короткий взгляд в глазок, гремят ключи и засовы, и вот хозяин дома впускает на порог черноволосого гостя, делает шаг назад и скрещивает руки на груди, выражая этим жестом всю ту гамму отнюдь не радужных чувств, которые он непременно должен донести до Учихи.
Повисает тишина. В целом незапланированная тишина, которая хоть и удачно вяжется с закономерным недовольством того, кто раз десять звонил на мобильный и не получал ответа, но все равно не может быть вечной.
Саске прислоняется спиной к входной двери и не моргая смотрит на Наруто.
- Ты сказал через полчаса, а пришел через два. Я звонил, а ты трубку не брал.
Узумаки пытается казаться рассерженным и обиженным. Он и был обижен десять минут назад уж точно. Но сейчас Учиха смотрит так странно, что в груди тянет, и неосознанно в голову лезут мысли о чем-то плохом.
- Что-то случилось?
Саске молчит, и Наруто уже не на шутку тревожно становится. Он рывком подходит к нему вплотную, в лицо пытливо вглядывается, за шарф дергает, растормошить, растормошить, что же это такое-то.
От Учихи пахнет сигаретами и снегом. Никотин пропитал воротник куртки, а морозный воздух слегка пригладил его сверху. Настойчивым, но деликатным касанием. И глаза - непривычное темное стекло, отчаянием было бы смотреть в них так долго, ожидая увидеть либо собственное отражение, либо то, что под гладью этой запрятана. Глубина сама в себе утонула.
- Да скажи ты мне уже, что такое!
Наруто уже не может нервничать тихо, ощущая пугающую отчужденность. Неопределенность, странность такую, что пальцы кусать хочется. Узумаки нужно касаться, и он смахивает с чужих плеч остатки капель, что недавно были снегом с небес.
А Саске прижимается затылком к все той же входной двери и глухо произносит:
- Поцелуй меня.
- Что?
Учиха не отвечает, не повторяет, только следит за тем, как Наруто закусывает губу в странной нерешительности или настороженности. И можно было бы сейчас глаза закрыть, вот только хочется видеть эту темноту в прихожей. Хочется видеть, как свет в комнате не касается позднего вечера за окном. Как ветер отлетает от прозрачного стекла и со свистом пробует пробить эту преграду снова. Видеть ту тревогу, что все еще обитает в глазах напротив.
Узумаки целует осторожно. Будто и не хочет вовсе. Будто не понимает, зачем это нужно. Но когда Саске в ответ находит холодными пальцами его ладонь, как только излишне крепко сжимает ее, чуть дрогнув и вдохнув в унисон. Вот тогда отчего-то становится страшно.
Что-то точно не так.
Минуя воротник куртки, минуя его никотиновость и морозность - до кожи пальцами. И уже требовательно к губам, и уже лбом ко лбу прижимаясь, глаза в глаза - также требовательно.
И Саске опускает веки, и сдавливает ладонь так сильно, что это больно. Одновременно больно и тепло в груди. И шарф ненужной блеклой лентой падает на пол, Наруто наступает на него, вплетаясь пальцами в черные волосы, а Саске хватается за его плечо, как выбившийся из сил непутевый турист, которого быстрым течением отнесло слишком далеко от берега. Но вот он - спасительный мостик, с него и в воду потом сигануть не грех, но сейчас жмешься к его доскам, нагретым, надежным.
Нужным. Учиха требовательно тянет на себя, заставляя обнимать еще крепче. И Наруто послушно и жадно обхватывает его руками, поглаживая открытыми ладонями по спине. И становится все неудержимей, все явственней. И все закручивается, тянется, длится мелодия. Ее ухватили за самый первый звук, ей не дали затихнуть, ее проглотили, и теперь она мечется внутри. Изливается нежностью и желанием в каждой точке соприкосновения.
Наруто утыкается носом в изгиб шеи, греет дыханием, оживляет губами. И Саске чувствует. Чувствует, как тягучая мелодия просачивается сквозь кожу и ожесточенно пульсирует в груди. И от этого нет иного спасения, кроме как вгрызаясь пальцами в светлые волосы, прижиматься щекой к щеке.
Совершенно не зная, как выразить то, что всколыхнулось в сердце. Совершенно не понимая, с какой силой целуешь найденные на ощупь губы.
Совершенно не думая о том, что через четыре дня нужно будет покинуть этот город.
"Держи меня за руку, долго, пожалуйста,
Крепко держи меня, я не пожалуюсь".
Диана Арбенина - Южный полюс.
@темы: Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт., "Кто будет мной?"
-
-
05.03.2014 в 21:31Я даже сама не понимаю почему так реагирую на написанное, но наверное, все потому, что когда читаешь, в мозгу выстраивается четкая картинка происходящего. И это для меня ценнее всего. Когда сидишь, после прочитанного, а в голове калейдоскопом кадров проносится написанное.
У меня просто нет слов. Честно. Может, я и не объективна, но мне безумно нравится.
И как обычно, много букв и понравившиеся места, возникшие чувства
-
-
06.03.2014 в 01:30вопросы, вопросы
СПАСИБО!
-
-
07.03.2014 в 18:35Чудесно, когда цепляет, надеюсь, что картины видятся именно так, как я их себе представляю и в том виде, в котором я хотела их донести).
Он вызывает стойкое желание приложить его чем - нибудь тяжелым по голове. Никак не угомонится.
Что же ты к нему так категорична, ну, вот такой характер у человека, это тоже одно из проявлений недостатка внимания).
Встреча с Джуго запомнилась решительностью Саске.
Саске вообще славится "сказал - как отрезал", помню, как в аниме он Сакуре заявил, что она еще хуже Наруто как ниндзя
Надеюсь ты дальше еще приоткроешь завесу над тайной их семьи.
Куда же без семейных тайн и драм, тем более в семье Учих)
Финальная сцена. Просто
За эту сцену переживаю/переживала сильнее всего, хотелось ее правильно преподнести)
зачем ты тогда к Наруто пришел, если знаешь про эти четыре дня?
То есть? Если он скоро уедет, он должен сразу обрывать со всеми связь?
Спасибо, что читаешь) И комментируешь)
-
-
07.03.2014 в 18:44Боже мой, как приятно, спасибо)
А эта глава пока лучшая в нем.
Лучшая? Меня это немного удивило) Почему лучшая, потому что новая?)
Саске мне так хотелось обнять (встретить в один день тех, кого любил, но кто предал...) - и Наруто это сделал.
И главное, что не стал задавать лишних вопросов)
Сон? Чей, Саске? А в чьей он квартире ходит, или кто ходит в его?
Да, сон Саске, ведь по пробуждению мы оказываемся с его стороны, так сказать)
Квартира - его квартира. А вот кто ходит, тут можно придумать, что угодно) Как и Наруто мог думать о ком угодно, когда встречал кого-то в своих снах у окна)
(он пытался с собой покончить после расставания с Джуго, или там что-то другое?)
Смотрю, у всех этот вариант) Я про это расскажу потом)
Он советует то, что сам делал в прошлом? Психотерапия от Саске - боль для обоих, но необходимая честность.
Да, можно сказать, что он делится опытом
" где кожа души тоньше марлевой повязки..." - этим все сказано.
Да, удачно мне пришло в голову это сравнение)
Саске полностью в настоящем моменте, он весь тут, можно брать голыми руками, беззащитен, марля порвана, прошлая любовь выметена вместе с пеплом и все за один день.
Да, есть такие моменты, когда не можешь быть нигде, кроме как "здесь и сейчас", без мыслей о прошлом и о будущем. Вот такой момент и вытекает из последней сцены
Волнуюсь, сможет ли Наруто быть этим мостиком, исцелить, согреть, а не ранить. 4 дня - вроде и сделал он свой выбор, и безусловно,
А сам Саске сможет быть тем, кто тоже не ранит, а согреет? М?
4 дня - вроде и сделал он свой выбор, и безусловно, Учиха поедет...но как он будет страдать, черт, разрулите все это как-то, пожалуйста, не могу, как грустно. Пусть будет свет у них, ведь выстрадали.
Все разрулится, так или иначе, в любом случае у меня нет в жанре драмы)
Спасибо за прочтение и за отзыв, вот прям большое-пребольшое авторское спасибо)
-
-
10.03.2014 в 11:40Что же ты к нему так категорична, ну, вот такой характер у человека, это тоже одно из проявлений недостатка внимания).
Я не категорична
То есть? Если он скоро уедет, он должен сразу обрывать со всеми связь?
А он потом после этих четырех дней Сможет уйти? Оборвать? Снова себя сломать и вырвать того, кто вошел в его жизнь? Не проще ли бы было просто не приходить, не отвечать? Уехать раньше?
Спасибо, что читаешь) И комментируешь)
-
-
11.03.2014 в 03:38а я поясняю вот мотивы его поведения)
А он потом после этих четырех дней Сможет уйти? Оборвать? Снова себя сломать и вырвать того, кто вошел в его жизнь? Не проще ли бы было просто не приходить, не отвечать? Уехать раньше?
то есть поступить так, как Саске посутпил в аниме? Уйти, никому ничего не сказав и ничего не объяснив, ес?
И вот мне интересно, все думают, что он должен уехать навсегда, я правильно поняла?