У меня опять в голове очередной бред, который опять перерастет не в мою историю.
Да мне пофиг на это.
Но я прошу тебя, давай перерастай, иначе я опять забуду.

@темы: Словобред.

---

Я никогда не бываю тем, кем нужно.
И банальность темы этой даже не в том, что это у всех было. Банальность в том, что я, наверное, живу тем, что только и хочу, что - вернуть прошлое.
А иногда просто неприятно от того, что кажется - еще чуть-чуть, и я снова привыкну без этого.
Мы скоро жуть как отвыкнем.
Мне так спокойно без этого желанного.
Но у меня вопрос: зачем ты тогда пишешь в off и не отвечаешь в on, для тебя это никогда не было проблемой.
Окей, я решила.
Я буду ждать. Мне интересно, будет ли у нас второй том.

@темы: Личное. Моё., Словобред., Нарутотень-арт.

---

Все-таки взгляды - это лучшее. Все-таки глаза - это оружие. Не посмотришь - не выстрелит.
Но ты ведь посмотришь.

Это как ружье на стене в начале произведения.

А песня - настроенческое.
А песни не будет, простоплеер кончился).
Но Сплин - Письмо.

@темы: Словобред., Нарутотень-арт.

---

Ух ты. Ничего себе. Это ж была просто чистая энергия. Чистейшая и теплая. Ух ты. Витком внутри.
Только уже не впивается после неудачным разочарованием. И придуманного нет, и реального. Ага.

@темы: Словобред.

---

Вэлкам ту...)

Ай-яй-яй, да, навело меня на мысль, что я стала совсем, вот совсем негостеприимная и некультурная.
Здравствуйте, вновь прибывшие! Знаю, откуда вы, и рада вам от этого еще больше).
Раньше крепила к каждому посту арт, теперь обленилась. Почти. Совсем. Ибо начинаю искать арт, принимаюсь катать в голове глобальные проблемы).
Ладно, попыталась накопать самый первый сохраненный арт на определенную тему, но полеты моего жестчайшего диска вряд ли помогут найти истину, посему - тот, который первым нашла.
Ох, какая ж куча-кучная у меня арта этого.
Вэлкам в общем.

@темы: Приветствую Вас)., Нарутотень-арт.

---

Шесть лет я тут, да ладно.
Блииин, и все с одним и тем же ником и О УЖАС - дизайном тоже).
Дизайн-то - пуффф, а вот ник надо менять, ибо нет уже той причины, по которой он такой.
Ну... и как придумывают вообще эти ники? Хм...

---

Кто-нибудь объяснит мне, нафига я туда захожу, в это место, блин, покинутое? Как ритуал, как почту проверить, не собираясь ни писать, ни читать ни единого письма. Екарный бабай.

---

Каждый день включаю на работе радио, а там - такой-то школьник повесился там-то. Скоро это станет традицией, как утреннее кофе.
Ужас. А про причины я вообще молчу. Ересь какая-то.

@темы: Жизнь реальная.

---

Мини "Потерял? Я верну".

Название: Потерял? Я верну.
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске, Саске/Наруто, для прочих - по предложению.
Рейтинг: PG.
Жанр: Ангст, чуть романса.
Размер: Мини.
Саммари (описание): Прошлое связано с будущим. Несомненно.
Состояние: Закончен.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Предупреждение: мей би ООС, мей би слеш.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают.

Потерял? Я верну.

Саске ждет этого. Раз за разом хлещет, режет умелыми острыми фразами, задевая едва зажившие раны, чертя новые, заполняющиеся красным линии аккурат по контурам старых шрамов. И наблюдает за реакцией. Если снова улыбнется – значит, больно.
Сейчас говорить трудно. Хотя бы просто, потому что устал. Сейчас почти ничего не осталось, только болезненная злость в ответ на очередную бессмыслицу. Теперь уже не «вернись». И даже не «верну».
По правую сторону еще видна стена дождя. Над вами же ни тучи, ни капли с неба. Ни слезинки. И ни одного стоящего слова вслух, чтобы все понять, наконец. Ведь вы уже решили, - разговоры вам ни к чему, важен только этот бой. Который Саске уже не нужен.
Нет того азарта, раньше жизнью вспыхивающего внутри, нет желания выяснить, кто из вас сильнее, нет стремления убить живую причину и свидетеля редкой, но существующей человечности последнего представителя клана Учиха.
Седьмая команда – это детство. Которое не прекратилось, не перечеркнулось даже после миссии в Страну Волн, даже после того самого моста и ледяных зеркал, пробудивших два проклятья почти разом. Демонического лиса внутри неспокойного мальчишки и родовой Шаринган у того, кто стремился казаться взрослее, чем он есть на самом деле.
Когда-то было куда проще.
Например, когда до Конохи еще топать и топать, а Наруто с нескрываемым любопытством и восторгом рассматривает людей в чужой деревне, видимо, ищет у них клюв, крылья или хвост. Ну а что, раз они живут так далеко, то и отличия от привычного обитателя той же Конохи у них должны быть существенные.
Саске старательно делает вид, что не замечает обращенных к нему недвусмысленных взглядов юных представительниц женского пола, прокручивая в голове тексты недавно изученных свитков с весьма занятными техниками.
Сакура то и дело поглядывает на Учиху, просто, потому что смотреть на него всегда приятно, особенно если позволить смелым мечтам перекроить окружающую действительность и напридумывать нечто несбыточное и желанное.
Они пока ничего не знают, они пока не расставались.
Останавливаются в недорогой гостинице, занимая три комнаты разом и рядом. Наруто громко возмущается, тычет пальцем в сторону Учихи и вопит, что не будет спать в одном помещении с этим психом. Саске привычно хмыкает и, молча поворачивая ключ в замке, обрывает ненужный спор.
Наутро их вопли будят весь честной народ, и Какаши меланхолично решает для себя, что этих двоих нельзя оставлять тет-а-тет, по крайней мере, пока. Они и впрямь еще не научились обходиться без аудитории, им и впрямь еще тягостно молчание, которое повисает в пустом пространстве, как камень на шее, им и впрямь пока еще чужды обычные бытовые фразы, проблемы и их решения. Они не умеют не спорить.
А в Наруто еще не почил хулиган, желающий хоть как-то досадить нежелательному субъекту. Заносчивому, высокомерному черноволосому субъекту.
- Ты взял, признавайся?
- Спятил что ли, зачем он мне сдался?
- Я спрашиваю, ты его взял, придурок?
- От придурка слышу!
Скоро Узумаки эта игра надоедает, и он начинает новую, доставая из кармана чужой протектор, и издевательски трясет им прямо перед носом Учихи, который от избытка негативных чувств непроизвольно активирует Шаринган, пытаясь схватить по праву принадлежащую ему вещь, нагло заимствованную блондинистым напарником по команде. Да и какой он вообще напарник, если ведет себя, как дитя малое, трехлетнее и умственно отсталое.
- Потерял-потерял, Саске, бедняяяяяяжка.
И потом они десять минут носятся по деревянному полу, выстукивая босыми ногами свое веселье и недовольство. Носятся до тех пор, пока Саске не вспоминает, что он ниндзя, а не ребенок, играющий в «а, ну-ка, отними». Ведь повалить Наруто на пол проще простого, можно даже особо не напрягаться, использовать банальную подножку, обогнав блондина на очередном повороте. У Учихи это получается красиво, эффектно, как в кино. И для выражения пущей важности себя любимого и ребячливой тупости этого идиота, он усаживается на него сверху, нехорошо и криво улыбаясь. Вырывает из загребущей руки собственный протектор и доверительно так, очень доверительно и очень зловеще обещает:
- Еще раз хоть пальцем тронешь, я тебя прикончу.
А Наруто борется с кучей внутренних и внешних ощущений, пока Саске поднимается на ноги, и злобно зыркая черными глазами, надевает защитную повязку, крепким узлом фиксируя ее на затылке.
- Понял меня? Убью.
Судьба несправедлива, и следующая ночевка тоже суждена стать совместной. Наруто уже открывает рот, чтобы возмутиться еще громче, чем прошлый раз, но его нагло прерывают успокаивающим взмахом руки. Какаши сделал вывод и теперь забронировал четыре комнаты. Затратно, но оно того стоит.
Ночью Узумаки собирается сладко и крепко спать, развалившись на кровати в позе морской звезды. Он с удовольствием вытягивает ноги, укладывает голову на мягкую подушку и закрывает глаза. Совсем скоро дойдут до Конохи. И до рамена. И до пары-тройки выходных дней, в которых не нужно будет принудительно лицезреть этого неблагодарного Учиху. Почему он неблагодарный, блондин еще не решил, но от подобного определения отказываться не собирался.
Наруто начинает сам придумывать себе сны. Просто, потому что они никак не хотят без посторонней помощи проникать в сознание. Он представляет себе, как гордо будет стоять на трибуне, и как воодушевленно и радостно его будут приветствовать все жители Конохи. У него будет длинный плащ, красивый, выглаженный, пусть это будет заслуга Сакуры-чан, не иначе.
Толпа ревет, мелькают лица. Узумаки стоит, задорно улыбаясь и приветственно, гордо поднимая вверх правую руку. Всем здравствуйте, всем хорошего дня, все любят нового Хокаге. А он уверенно смотрит на тех, чью спокойную и счастливую жизнь отныне будет обеспечивать. Ему еще никогда не было так радостно, чтобы изнутри распирало от невообразимого воодушевления и восторга. Мечта всей его жизни, цель всей его жизни, нечто недосягаемое и достигнутое. Радостно, очень, сильно, немыслимо.
И тревожно.
Потому что Наруто ищет в толпе знакомое лицо и не находит. Еще раз всматривается в чужие улыбки, глаза, ловит взглядом поднятые руки, оттопыренные пальцы, ухватывает собственное имя в выкриках. Но не находит. Нету, нету. Да, как же так.
Солнечные блики в окнах, в каплях воды, в сотнях обещаний. А Узумаки все ищет, судорожно сжимая край плаща, спрыгивает с трибуны, раздвигая трясущимися руками недоуменный народ. И кричит, кричит имя, которые уже сейчас засело глубоко под кожу, пока непонятое и невыраженное нужной интонацией, но уже такое значимое и неделимое с собственным мироощущением. Как же так, чтобы он не пришел. Как же так, чтобы его тут не было. Где он тогда?
Всегда же будет незыблемым то, что с таким восторгом принял и ощутил. Тонкая нить прочнее каната, стальной клинок не разрубит, ирреальность глушит разум, но так оно и будет. Потому что это вы.
Потому что собственный крик выбрасывает из сна. И на миг Наруто кажется, что он в прошлом. А страхи из будущего.
Но выпрыгивая из-под одеяла, тогда, на пути домой, он даже не пытается оценить вероятность такого развития событий. Светлой молнией несется в соседнюю комнату и замирает по ту сторону двери, ошарашено смотря на спящего друга. Только сейчас понимая, что он действительно друг. Что ты его уже принял в этом качестве, уже заочно в эту графу записал. И теперь, когда искомое стало реальностью, так больно все потерять. Так больно, что ты из кожи вон вылезешь, но этого не допустишь.
Прерывая короткую заминку, подлетаешь к тихо - мирно сопящему в изгиб локтя, тормошишь его за плечо и пылко, с жаром и мировой значимостью вопрошаешь того, кто сам едва вынырнул из своих личных, не очень приятных сновидений:
- Ты ведь будешь там? Придешь? А я скажу «что, съел, Саске, я Хокаге», да?
- Наруто, ты больной? Что за бред?
- Да, ты можешь просто сказать, что будешь там, придурок?!
Учиха щурит глаза и зевает, даже не удосужившись прикрыть рот рукой.
- Уймись, буду. Все?
- Все, - Узумаки радостно расслабляется, улыбается в ответ на недовольный сонный взгляд и успокоено засыпает, едва добравшись до своей, так резво покинутой кровати.
Засыпает, чтобы через много лет, иметь возможность вспоминать это с особой нежно-ноющей болью. Которую Саске всегда так ждет, всматриваясь в глубину глаз напротив, каждый раз боясь, что не увидит ее. И каждый раз видит, как она меняется, обрастает контурами, событиями и новыми ранами. Но серцевина всегда неизменна, и это пробуждает жизнь. Ту, которая еще способна на удар.
И Учиха протягивает руку, мысленно нащупывая самый первый болезненный зародыш.
- Отдай.
- Потерял, Саске?
- Да, отдай.
И Узумаки, сжимая в руке перечеркнутый протектор, делает шаг навстречу. Понимая, что пока у него в руке эта потерянная вещь, он не сможет создать Разенган.
- Убью.
Как обещание сквозь года. И отчего-то эта боль, которая тоже хранима внутри годами, сейчас кажется самой дорогой и нужной. Потому что она обоюдна. Потому что перед глазами пластами спадает пелена. С обеих сторон осыпаются стены.
Просто Наруто видит, что пока Саске протягивает к нему руку, он не может создать Чидори.
Видит и делает еще один шаг навстречу. Вместе с отчетливо различимыми в шуме приближающейся грозы, вобравшей в себя и дождь, и молнии, и ветер, словами. Вместе с призывом к бою и с самым нужным и желанным приказом.
- Иди ко мне.
Пусть снова будут капли с неба. С высоких небес к вашим ногам. И пусть солнечный свет лучом сквозь тучи сомкнется на старом сонном обещании.
Будешь там, позади толпы, с едва заметно дрогнувшими в улыбке губами. "Что, съел, Саске, я Хокаге".

@темы: Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт.

---

Карелия приятна. Мало людей, мало машин. Плохие дороги, неплохие автобусы, из которых видела сплошные леса.
Места для загадывания желаний. Каньон, где раньше добывали мрамор. Эх, люблю размах. Как и люблю находить что-то уникальное, например, мелкий кусочек этого самого мрамора с зеленой прожилкой.
Старая деревянная церковь, жуткий холод, ветер, гуляющий меж стволов двухсотлетних деревьев, уложенных в ряд.
А в поездах мне снится бред. И оказалось, что возвращаемся мы с той же проводницей, с которой ехали туда. И оказалось, что в том же вагоне и на той же полке. Воистину, цикличность.
А Москва шумная, пыльная, но родная).

@темы: Жизнь реальная.

---

Я сегодня чух-чух на поезде, да в Карелию. Надеюсь набрать хоть каких-нибудь впечатлений, мне полезно.
Жаль, не успела кое-что проверить, да обработать на предмет тупых слов и оборотов.
Но ладно - подождет до второго).
Всем позитивных майских).

@темы: Жизнь реальная.

---

Миди в процессе "Кто будет мной?"

Название: Кто будет мной?
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске, Саске/Наруто и прочие.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романтика.
Размер: Планируется - миди.
Саммари (описание): Всем кого-то не хватает. Но не все знают и понимают, кого именно.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Предупреждение: слеш, АУ, курим, пьем, мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают. И главы у меня небольшие.

Пролог.

- Так грустно, что тебя нет.
Холодный прямоугольник окна дарит ощущение реальности, но ты четко понимаешь, что это сон. Помнишь, как взбивал подушку на ночь, как забирался под одеяло, баюкая разбросанные по разным уголкам сознания мысли, и заканчивал очередной тягучий день. В надежде на то, что, может быть, завтра Сакура улыбнется тебе не как другу, что пронесет с очередным тестом, кому-то же удается угадывать из четырех вариантов единственно верный, что Киба перестанет дуться, а Шикамару вернет, наконец, денежный долг, ведь дико хочется купить новый телефон до конца этой недели. А ведь завтра пятница.
Сегодня пятница.
Сейчас все это не важно, совершенно. Сейчас ты упираешься локтями в белый подоконник, по потолку тянутся полосы от света фар ночных авто, тишина обволакивает, укутывает в плед спокойствия, тяжелит руки и заставляет неотрывно смотреть сквозь стекло на привычный с детства мир. Все так знакомо, что даже с закрытыми глазами сможешь, тыкая пальцем в рандомные точки пространства, озвучить описание данного куска суши: что там, как там, откуда, с чем связано и каким оно было.
- Так не должно быть, понимаешь?
Сзади кто-то еле слышно хмыкает и затихает, подходя ближе. Этого достаточно, чтобы ты начал нести всякую чушь, совершенно не заботясь о том, насколько глупо это все звучит. Бессмысленно.
- Мы должны были расти вместе, подкалывать друг друга, помогать друг другу. Я бы все о тебе знал, а ты обо мне. Связь, понимаешь? Самая крепкая.
Темнота не пугает, только пальцы невольно сжимаются, а мир сузился всего до нескольких квадратных метров.
- Так хочется, чтобы ты был. Я даже подумал, что нашел, встретил, узнал. Думал, ты Сай, представляешь?
Он должен ответить, хотя бы раз, лишний козырь в руке – голос. Очередной луч света криво скользит по стене, вырисовывая на ней широкую картину: лиса воровато оглядывается под слепяще голубым, пронзительным небом. Оно может сжечь ее рыжий мех до тла, но не спешит, ласкает, перекидывает свою глубину на раму, легкими мазками исчезая уже далеко от звериных маленьких глазок, далеко, ближе к пальцам, сжатым на ровной глади подоконника.
- Нет. Нет тебя, скотина ты эдакая, о ком мне думать каждую минуту, о ком?
Скоро утро, а ты не можешь сделать еще один вдох и потребовать всего одно слово. Имя. Всего-то, разве ты много просишь.
- Могу я…
Вопрос всегда с рассветом, он глушит, останавливает на пару мгновений отдохнувшее солнце, оно ждет, придирчиво, без надежды, сегодня тоже слажаешь, сегодня тоже, как в алкогольном бреду, но все равно чего-то испугаешься. Имя. Всего-то.
- Могу я обернуться?
Молчит. Списываешь на согласие, медленно поправляешь оранжевую ткань на животе, клонишь голову набок, разворачиваясь, прижимаясь спиной к пустоте, которая так нелепо чувствуется вместо вашего, уже вашего окна. Из дыры без стекла веет холодом, сквозняком выбивает мурашки, и ты разочарован. Потому что почти ничего не видишь, только колкие пряди по обе стороны от лица. Потому что он на тебя не смотрит, с закрытыми глазами это проблематично.
- Как тебя зовут?
Вздох, уголки губ дрожат незримо, кривятся, так знакомо, по-домашнему, уютно.
- Кайто.
Чужой голос в темноте заставляет шире распахнуть глаза и вытянуть вперед руку. Вот же, совсем рядом. Ироничная интонация, тембр, который впитываешь в себя, пропускаешь через кожу, спасибо.
И сам – широко и искренне, потому что понял. Делаешь шаг навстречу, замираешь в ожидании.
- Лжец.
И уже в тумане пробуждения видишь, как качнулись угольные пряди, как он подался вперед, почти невесомо укладывая свою ладонь на твое плечо. Белая рубашка, черные нарукавники.
И почти улыбается, ведь сегодня будет ужасный снегопад.

Глава 1. Снегопад.

Люди сначала ждут первого снега, потом молятся о том, чтобы он побыстрее растаял. Короче, сами не знают, чего хотят. А еще редко помнят собственные сны.
Наруто был бы рад забыть свой ночной бред, но он так удачно и глубоко засел в подкорку, что не давал покоя даже во время теста, отчего все мыслительные процессы мгновенно улетучивались. Оставалось только воспользоваться испытанным, но не всегда эффективным методом всех неподготовленных студентов под кодовым названием «наобум». Ну, или прибегнуть к схожему – «считалочка».
- Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… - бурчал себе под нос Узумаки, пока Киба не закатил глаза к потолку и не подвинул в зону видимости нерадивого друга листок с ответами. Уму непостижимо, как ему каждый раз удается их заполучить.
А блондин улыбается – значит, этот энерджайзер больше не дуется, значит, будет с кем поболтать на перемене.
Позже под всеобщее хихиканье поступает информация о новеньком. Что он молчаливый, сдержанный, с равнодушными глазами и темными волосами. Наруто замирает у дверцы собственного шкафчика и снова позволяет себе пустить в кровь инъекцию надежды. Уж больно четкий сегодня был сон.
Заговорить с ним – страшно, голос почти не запомнил, да и сознание устало сравнивать придуманный образ с реальными людьми. Нет его. И не будет.
Наруто понимает это, как только слышит первую фразу, как только запоминает новое имя и широко улыбается, пытаясь всем своим видом показать самое, что ни на есть, искреннее дружелюбие и желание помочь.
- Подскажи, где здесь столовая?
- Пошли, покажу.
Ветер кружит за широкими окнами, разбивая о них невесомые хлопья снега. Легко под буйство погоды давать себе клятвы о том, что больше никогда не будешь его искать.
Сдаешься, и сразу становится легче. И сразу появляются силы дальше идти. Закидывать ремень сумки на плечо, махать друзьям на прощание, на перекрестке кивать новенькому Неджи и – домой, пока не смело остатки жизнерадостности вместе с любимым шарфом, край которого трепещет на ветру не хуже пиратского флага.
Красный сигнал светофора еле виден через снежный туман, как и силуэты людей, стоящих напротив на переходе. Можно попробовать угадать их жизни по носам ботинок или музыке в плейере, но вряд ли удастся услышать то, что бьет в мозг сугубо индивидуально.
Зеленый свет побуждает засунуть руки в карманы и сделать шаг на свободное и законное сейчас для пешеходов царство автомобилей. Все люди – мимо. Взгляд цепляется за контуры их лиц, но бред, этот мир слишком материален, чтобы думать о судьбе.
И Наруто фыркает на собственную мечтательность, скользя по асфальту, покрытому тоненьким слоем льда, припорошенному сверху снегом - лучшей приправой для маскировки, зима часто нагленько, с садистской ухмылочкой прячет опасности задумчивого похода до дома в снегопад. Всегда нужно быть начеку.
Но сегодня - обошлось. Никаких падений, даже скучно.
Привычный подъезд, ключи от квартиры, заранее изъятые из недр сумки, кнопка лифта, очередной унылый "попутчик". Почему люди вечно делают такие лица, будто в каждой кочке видят врага, причем заклятого? Что их всех так злит с утра или под вечер? Узумаки хочется это исправить, он жмет указательным на кнопку с цифрой "двенадцать", передергивает плечами, пытаясь стряхнуть с них остатки нерастаявшего снега, и улыбается парню в черной куртке без капюшона. Тот одаривает его безразличным взглядом, и - лифт дергается, повиснув между четвертым и пятым этажами.
Свет мигает, но не выключается. Наруто недоуменно моргает и зачем-то многозначительно смотрит на дверцы. А его товарищ по несчастью отрывисто нарушает повисшую тишину.
- Что за черт?
- Застрял.
- Гениально.
Короткий разговор душит на корню приступ невесть откуда взявшейся клаустрофобии, блондин даже пытается обдумать сложившуюся ситуацию и найти пути решения. Бить ногами по стенкам, чтобы кто-нибудь услышал и пришел на помощь, открыть верхний люк и геройски лезть по тросу, съесть оставшийся с завтрака бутерброд или оставить его на "черный час", когда в животе заурчит, а ты все еще будешь сидеть тут и ждать у моря погоды?
В любом случае сумбурный и умный поток мыслей был прерван размеренным голосом.
- Да, скорее всего между этажами.
А, ну да, кнопка вызова диспетчера. Наруто убедительно поклялся себе, что мысль о таком варианте спасения была бы в его мозгу следующей, и успокоился. Откинул, отпихнул от себя невиданное недовольство и удрученность тем, что ответственное задание известить о замеревшем лифте досталась не ему.
- И когда приедут, спасут нас?
- В течение часа.
Как пиццу.
Было скучно, было душно, было приторно. Это все из-за запаха туалетной воды, не успевшего выветриться после предыдущей "пассажирки". Даже начинало тошнить.
"Черная куртка" копался в телефоне, судя по всему в стомиллионпятьсотый раз перечитывал свои скупые смски, иначе на что еще там можно столько времени пялиться. А Наруто изображал спящего у стеночки. Вот уже темнотой окутывает, вот уже видно очертание окна, ощущение знакомой фигуры за спиной. Чтоб его, не дождется, хватит. Узумаки хмурится, приоткрывая один глаз, и оглядывает молчаливого парня. С головы до ног - раз, с головы до ног - два, с головы до ног - ...
- Чего пялишься, Узумаки?
Недоуменное "эээээ" не самый лучший ответ и не самый удачный способ поддержать разговор. Но Наруто вряд ли может выдавить из себя что-либо более путное. Нет, не стыдно, нет, не "запалили". А - "мы знакомы?"
А потом брюнет стягивает с головы мокрую шапку и брезгливо стряхивает с нее влагу. Ей-богу, будто ее пропитал не растаявший снег, а прилетевший с небес продукт жизнедеятельности какой-нибудь птички.
Как кошка, не любит воду.
А Наруто загипнотизировано смотрит на колкие пряди черных волос и почему-то вспоминает синюю футболку с широким воротом на манекене в магазине по правую сторону от дороги и увиденную на этой неделе катану в оружейном музее.
Только ни черта не вспоминается, где он мог с этим парнем раньше пересекаться, чтобы дело дошло до обмена именами. Тут минимум нужна хотя бы минутная беседа, а не так, мельком.
Однако признаваться в собственной амнезии стыдно, поэтому Узумаки вскидывает подбородок и заявляет:
- Здесь просто больше нечего разглядывать, понял ...
И судорожно пытается подобрать замену имени, которого не знает, но взгляд растерянный выдает с головой, недаром же придурок напротив гаденько ухмыляется и "успокаивает".
- Не напрягайся так, это вредно с непривычки. Мы не знакомы. А имя твое я лицезрел с месяц назад на гараже, как и тебя, гогочущего посреди ночи и орущего что-то про "я самый сильный, мое лицо должно быть высечено в камне".
Стыдоба. Пьяный "подвиг", игра на желание, Киба всегда придумывал задания идиотские, в тот раз тоже блеснул. И оказывается, бледная моська этого брюнета лицезрела этот позор, и видать, он в душу запал, раз фамилию помнит до сих пор. Вообще, сомнительная слава.
Наруто старается сделать вид, что он этим гордится, фиксируется в позе "руки в боки", с напускной беспечностью кивает и интересуется:
- Раз свела судьба лично, как зовут?
Имя - это всегда важно, человек с этим набором букв по жизни. Узумаки с тянущим, непонятным волнением у сердца повторяет:
- Как тебя зовут?
И получает в ответ имя, которое можно смаковать на губах вечно.

Глава 2. Темнота.

Ремонтная служба приехала слишком быстро. Так быстро, что у Наруто в памяти остались только пять букв, картинка лица с правильными чертами, да выразительный взгляд, скользнувший меж закрывающихся створок. И Узумаки удрученно и запоздало понял, что не знает ни фамилии, ни этажа. Зато известен подъезд, а значит пришло время для глупости.
Глупость длилась целую неделю. Начиналась она с раннего подъема, который каждый день становился все более ранним, потом заполнялась туманной надеждой, когда переминаясь с ноги на ногу, блондин стоял возле бетонной стены, исподлобья всматриваясь в выходящих из своих уютный норок людей. В одиночку, парами, группами, с собаками, с чемоданами на колесиках. Они все спешили, но, как и на протяжении долгих предшествующих этому году лет, все они были не те.
Наруто опаздывал на занятия, спал, уронив голову на руки на переменах, получал мячом по голове на физ-ре, но с каждым днем копил привычку ждать, отчего-то наслаждаясь ею, как преддверием чего-то хорошего.
Удручало только одно - перестали сниться сны. Крошечные подсказки на пути жизни, непригодные, но такие привычные, вдруг перестали рассыпаться по шероховатости земли под ногами, и стало крайне неуютно. Путеводная звезда, ау, с какого ты меня теперь покинула?
От недосыпа не спасала ни громкая музыка, ни лапша, которую Узумаки любил смаковать по вечерам. Рано или поздно организм должен был взбунтоваться, что он собственно и сделал, подарив блондину беспробудный, тягучий сон, в котором вязнешь, как в сгущенном молоке. Темнота и горы с далекими снежными шапками, солнечный свет по верхушкам деревьев, когда, привычно шурша по коре ступнями, взлетаешь на раскидистую толстую ветку, поправляешь протектор и задорно ухмыляешься кому-то внизу.
Переворачивая реальность с ног на голову, действительность роет котлован, от бега по длинному коридору колет в груди, но он все не кончается. Лица, впечатанные в его стены, смотрят осуждающе, с легким налетом сочувствия - они все уже давно поняли и смирились. Бешеный ритм в висках снижает зрение, и "свет в конце тоннеля" уходит в прошлое, заставляя на полном ходу вбежать в узкую комнату и втемяшиться головой в дверцу шкафа. Она скрипит, плавит ручку, как часы на картинах Сальвадора Дали, блином падает на пол полу бесформенная субстанция.
Шкаф пуст, темнота пульсирует, тянет к себе. Совсем не страшно, и забираешься внутрь, оставляя лишь щель для узкой полоски света.
Все та же причудливая картина на стене, все тот же подоконник, еле различимый за тягучим туманом. Он, просачиваясь через оконную раму спиралями, вплетается в пространство, мажет белесой краской воздух. Отчего-то очень грустно, Наруто чувствует себя обманутым, брошенным. Никто не ищет его в этом шкафу, никто не ухватится тонкими пальцами за край дверцы, не потянет на себя этот кусок дерева, чтобы освободить, расширить узкую полосу света. Которая, послушная лучу путеводному, имеет начало не снаружи, а внутри. Туман ползет к рукам, Наруто нелепо поднимает указательный в воздух, пытается улыбнуться, и начинает вырисовывать на дымчатом молоке первый слог.
- Са...
Помогает себе голосом, выдыхая накопленный воздух. И замирает. Может, ошибся?
Сдувает незаконченное слово, со злостью кулаком по дверце шкафа, распахивая ее, сам, не нужна посторонняя помощь. Ноги ватные на пол опускает, хватаясь за край одеяла, чтобы не упасть и повисает на краю кровати.
В глаза бьет наглое зимнее солнце, триста тысяч раз отраженное от чересчур белого снега. Беглый взгляд на часы, и уже через секунду с дикими воплями Узумаки носится по квартире, собирая, конечно же, не приготовленную с вечера сумку, в поисках одинаковой пары носков матерится и хватает с пола более-менее похожие экземпляры. Штаны, свитер, лихорадочное умывание заспанного лица и выдергивание клока волос жесткой расческой. Наруто похож на клубок из спешки, самобичевания и обещаний на будущее. "Больше никогда, вот еще хоть раз, неееееет".
Выдыхает только в лифте, который ползет, как больная черепаха с такими же больными ногами. Нужно себя подбодрить, и Узумаки, подняв голову к потолку, щурясь на мигающий свет лампы, зажатой мутным стеклом, начинает голосить.
- I invite you to a world, where there is no such thing as time! And every creature lends themself to change your state of mind!*
И забывает про то, что рано или поздно лифт все же должен приехать на первый этаж. А там ему аплодируют. Узкие ладони ударяются друг о друга, а темные глаза приветственно щурятся.
- Браво.
Наруто прирастает подошвами к полу и краснеет, кажется, от макушки до пят. Все та же "черная куртка" выжидающе смотрит, еще сильнее прибивая беднягу к земле, и скептически произносит:
- Первый этаж.
- Ммммм.
- Пора выходить.
Наруто прокручивает в голове миллион отмазок, но время не станет ждать, как в той песне, которую ему вздумалось проорать в пустом лифте. Хотя, в конце-то концов, где, как не там.
Ни одной мысли дельной, поэтому хватает ближайшую.
- Мне надо назад. Я.... сумку дома забыл.
И нервно сжимает пальцами широкий ремень через плечо.
Глупость продолжается. И брюнет, недоуменно изогнув черную бровь, заходит в лифт, по-хозяйски нажимает на кнопку с цифрой двенадцать и замирает бездушной статуей. А у Узумаки радостно теплеет у сердца от того, что этот мистер Невозмутимость запомнил, на каком этаже блондин вышел аж целую неделю назад.
Движение, легкое покачивание, работает подъемный механизм, призывая организм поместить в уши немного ваты. Плавно ползете, убивая надежду на разговор. На такой долгожданный, такой значимый и нужный разговор.
Наруто прокручивает в голове десятки вариантов причин для того, чтобы открыть рот. Нервно сглатывает, лихорадочно отмеряет пульсом секунды и проклинает сам себя за подобную нерешительность. Проще было бы тупо дать ему в глаз, ей-богу, по плечу стукнуть, подножку поставить, взвиться обиженно в ответ на что угодно, на фразу любую, наорать возмущенно. Куда проще, чем просто выдавить из себя начальную фразу.
- Эээээ, мммммм, я тут подумал...
Темный взгляд выражает однозначное, сакраментальное "не к добру это". И все же боги технического прогресса определенно и, может быть, пожизненно настроены против вас. Или наоборот - за. По крайней мере, Наруто не смог однозначно решить, что к чему.
Потому что свет гаснет. И лифт тормозит на полпути, на последнем издыхании тянется к двенадцатому этажу и обессилено замирает. И остается таким же темным, как шкаф в долгом и холодном сегодняшнем сне.
Слышно только дыхание и, пожалуй, стук собственного сердца. И еще недовольный голос, полный непередаваемых на бумаге эмоций.
- Да вы издеваетесь.
Наверняка обращается все к тем же богам техпрогресса, но тут Наруто не помощник, они его тоже не любят - не ответят. Дальше следует попытка нащупать кнопку для вызова диспетчера, даже удается, но в этот раз она оказывается не полезней, чем шляпка вбитого гвоздя.
Слишком темно. Именно эта, без малейшей полоски света, без возможности сделать больше двух коротких шагов в пространство, когда пол под ногами словно теряет свою материальность, начинает слегка покачиваться, ускользать, теряться. И сам будто теряешься в этом маленьком безвыходном мирке.
Наруто и сам не понимает, почему ему стало так жутко. Но ему отчаянно хочется протянуть руку и ухватиться за край чужого рукава. А еще лучше - за чужие бледные пальцы.
- Саске?
- Да.
- Ты... тут?
Разве способен совершенно незнакомый человек с полуслова понять, что тебе нужно. Разве способен незначительным жестом прогнать зарождающуюся в глубине сознания, льющуюся по особо чувствительным желобам души, позорно, едва заметно видимую в дурацком вопросе панику.
- Где мне еще быть, придурок.
Хмыкает, а потом так неожиданно, почти по-дружески укладывает свою руку Узумаки на плечо. Согнутая в локте, с расслабленной кистью, он облокачивается на разом вобравшего в себя больше, чем нужно, воздуха блондина. Выуживает из провала кармана мобильник, с ничего не выражающим лицом выбирает нужный номер в телефонной книжке и спокойно ждет ответа, приложив трубку к уху, слегка сгибая и разгибая пальцы.
А Наруто понимает, что никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Что ему хочется украсть эту ладонь, сложить свои лодочкой, накрыть эти пальцы дыханием, прочертить по ним невидимые дорожки, ощущая подушечками каждую косточку, каждый изгиб. Сжать запястье, взглядом по линиями, сам и по своим персональным убеждениям угадывая судьбу, едва ощутимо потянуть к себе ближе, и...
- Итачи. Позвони в диспетчерскую. Да, опять лифт. И еще.
Помогает себе жестикуляцией, отчего у Узумаки перед глазами мечется эта проклятущая, тянущая к себе и побуждающая на более чем странные мысли кисть.
- Убей их там всех. Просто так. Пока.
А Наруто хочется, чтобы в этот раз ремонтная служба попала в пробку, чтобы ее замело снегом, чтобы у них там все разом заболели, а один несчастный рабочий метался бы от дома к дому и ничего не успевал.
- Ты жестокий, Саске.
- Неужели? А ты трусливый котенок.
- Чтоооо?!
- Не я же темноты испугался.
В нахлынувшем возмущении Узумаки теряет все нежные порывы, скидывает со своего плеча явно задержавшуюся там руку и с жаром принимается доказывать обратное высказанной чужими устами правде.
- Придумай что-нибудь поправдоподобней!
Последний аргумент сопровождается негромким хмыканьем со стороны слушающего весь этот бред, слушающего с весьма довольным выражением лица.
И будто нет темноты.
А потом - явление пророка народу, ярким светом ознаменован голос, звучащий сверху, вещающий о том, что злосчастный лифт опять укоренился между этажами, в этот раз - намертво. А посему дверцы принудительно, с громким скрипением и скрежетом разжимаются, и вас за руки вытаскивают на площадку двенадцатого этажа.
И будто не было темноты. И того, что она породила.
Лестница, открывающая путь вверх и вниз, идеальна для тех, кому так сильно не везет с иным средством передвижения в многоэтажке. Наруто уверяет, что обязательно найдет ключи от той двери, что отделяет брюнета от возможности попасть домой. Он громко топает по полу прихожей, меряет ее шагами, попутно открывая все на пути попадающиеся шкафчики, ящики, заглядывает в каждую коробку, бурчит себе под нос, что он теперь точно не успеет на занятия, что его отчислят, и из-за кого все это. И получает в подарок гениальную фразу, подтверждающую абсолютный сбой биологических часов.
- Сегодня воскресенье.
Широко улыбается, чешет затылок, пытаясь не придавать особого значения очередной своей глупости.
А главная глупость продолжается. Тянется, не отпускает, как любимый запах, который всеми силами стараешься впитать прозапас. И приятно, невообразимо, и хочется запомнить, впустить, принять больше, больше и больше.
И Узумаки останавливается резко, вскидывая подбородок, непринужденно засовывая руки в карманы и чуть краснея.
- А может того... чаю?
В награду - снова недоуменно изогнутая бровь и отрицательное покачивание головой.
- Колы?
Идентично.
- Пива?
Нет-нет-нет.
- Сок?
- Какой?
С усилием вспоминая содержимое своего холодильника, Наруто мысленно бегло скользит взглядом по названиям и картинкам на этикетках и удрученно понимает, что сок только один. Дурацкий сок, который отчего-то очень любит Сакура.
- Томатный.
Секундная пауза, ни искорки в равнодушных глазах.
- Только недолго.
И вот тогда Узумаки накрывает волной сумасшедшей радости. Тогда, когда это, непонятно, как и откуда, взявшееся в его жизни создание, стягивает с себя зимнюю куртку, аккуратно вешает ее на загнутый крючок, поправляет рубашку с коротким рукавом, совсем не по погоде. И выжидающе смотрит прямо в глаза, словно все-таки ждет еще одного приглашения, скрестив на груди, по определению не знакомые с загаром руки.
Руки с черными нарукавниками до локтей.

* (с) Shinedown – Her Name Is Alice.

Глава 3. Семь.

Кухня – самое уютное место в доме. Она помнит столько разговоров, столько невысказанных мыслей, которые навеки таковыми остались, подарив свою значимость чашке чая, в которую всматриваешься, как в озера синие, ища, ожидая ответа. Она помнит одиночество, тоскующее и необходимое, желанное и опостылевшее. Она помнит ожидание, суету, порезанные пальцы, обожженные ладони, любовное укладывание тарелок в раковину и скрытое разочарование от отказа-намека. Порой так безумно хочется услышать «мы же друзья», а бывает, что эта фраза бьет по размягченному надеждой внутреннему миру ударом извивающейся плети. Ведь Наруто действительно очень нравится Сакура.
Но только не сейчас, когда она появилась на пороге с однозначным желанием начать работу над совместным учебным докладом. Не сейчас, когда она удивленно уставилась на меланхолично попивающего томатный сок брюнета, который даже не удосужился оторваться от вытянутой кружки – единственно подходящей для него, по мнению Узумаки, посуды.
- Привет.
Поправляет крашеные пряди и улыбается. Так мило, так смущенно, так на нее не похоже. Она всегда была сторонником спонтанной агрессии, выражая таким образом собственную точку зрения. Если что было не по ней – получи оплеуху. Все давно к этому привыкли, стали даже принимать каждый удар за своеобразное проявление дружбы. Ведь лупила она людей исключительных, а не каждого встречного.
А пару месяцев назад заявилась на занятия с розовой шевелюрой, буквально приказав всем забыть ее натуральный цвет волос и отныне признавать только этот «цветущий» незыблемым и постоянным. Тогда Наруто окончательно убедился, что Сакура ему очень нравится. И даже понял, почему. Она категорична. Сказала, как отрезала, без всех этих глупых мытарств и хождений по кругу. Видимо, она вообще ни в чем не сомневается.
А сейчас застыла восторженной дугой, даже не удосужившись скрыть глаза сияющие. Запала. Точно. Ну конечно, на такую мордашку грех не запасть, но вот только он рот откроет, мигом развеется образ прекрасного принца, мигом Харуно ощетинится, хмыкнет. И уйдет. Пусть она уйдет. Наруто первый раз в жизни хотелось побыстрее закрыть дверь за «любовью всей его жизни».
- Я Сакура.
- Саске.
Надменный тон, недовольный вид. Ага, вот видишь, видишь, что он не белый и пушистый.
- Саске, - повторяет девушка, ей тоже нравится это имя, она тоже может перекатывать его во рту, смакуя, как уникальную, нежную и жутко-жутко вкусную конфету.
Разговор не клеится, Наруто обиженно ставит перед Харуно пустой стакан и молча наливает ей красной невкусной, противной жижи. Которую она тут же принимается увлеченно пить, то и дело, бросая короткие, но выразительные взгляды на брюнета. Сакура хочет понравиться, и Сакура начинает щебетать, вываливая на неподготовленные мальчишеские головы кучи нефильтрованной и неразобранной по кучкам девчачьей ерунды.
Наруто все еще обижен на что-то неведомое и понятное только ему, а Саске по-прежнему недоволен. Он отбивает на стенках кружки незамысловатую мелодию и меланхолично смотрит в окно. Харуно на секунду замолкает, а затем совершает для пущей наглядности взмах рукой, который должен был ознаменовать очередной виток ее монолога, но послужил лишь причиной для полета на пол пакета с томатным соком внутри и сочным помидором на упаковке.
- Ой!
Узумаки быстрый, Узумаки очень быстрый и ловкий, а посему на пол не пролилось ни капли, правда, этого никто не оценил. Сакура и то смотрела на него с таким видом, будто это он виноват в падении их драгоценного и вкусного напитка, а не она сама.
- J7! А говорят, что семь – счастливое число, как думаете?
Они никак не думают, они вообще не поняли, к чему это было сказано, и Наруто восходит на следующую ступень обиды и, громко топая, устремляется в прихожую с твердым и непоколебимым намерением найти эти дурацкие ключи от этой дурацкой лестницы. Снова гремит ящиками, створками, мелочью в карманах. Замечает бардак в собственной комнате, отчетливо видимый через неприкрытую дверь. На всех парах мчится к позорному виду, скрывая его за куском ровного дерева, замирает на пару секунд, прислушиваясь к кухонным голосам. Точнее к одному голосу. И отчего-то грустнеет, уже не так прытко выдвигая очередной ящик и перебирая покоящиеся в нем рекламки, перчатки и даже давно потерянную щетку для обуви, которую разглядывает со всех сторон, как диво дивное и давно уже нежданное.
- Не трудись.
Саске аккуратно надевает куртку, пряча в ней рубашку, нарукавники и себя самого заодно.
- Она же как-то к тебе добралась, значит, этот гребаный лифт уже починили. Надеюсь, теперь починили действительно.
Она – это Сакура, ясно. Наруто кажется, что это самая длинная фраза, которую он слышал от этого теперь уже знакомого незнакомца, а еще на нее не требуется ответа. А еще Наруто кажется, что он опять не сможет его найти. И как же тогда? Ведь лифт больше не застрянет. Он может, теперь вообще никогда не сломается. Как назло.
- Саске, я тут вспомнила.
У Сакуры так горят глаза, будто ей шесть лет, и они с мамой идут покупать ей новую красивую куклу.
- Ино сегодня звала меня в гости. У нее родители укатили в отпуск, ну и вот. Там много наших будет.
Будто брюнет знает хоть одного «нашего». Будто бы ему все это может быть интересно.
- Ты туда пойдешь?
И у Наруто внутри сгорает обида, когда Саске, не выпуская из пальцев язычок молнии, обращается к нему словами и взглядом. Кивает, бойко, на выдохе, выпуская на волю слишком уверенное «ага». И все больше убеждается в том, что семь – счастливое число, когда брюнет без единой видимой эмоции на лице заявляет:
- Тогда в семь у подъезда.
Сакура сетует на то, что они придут слишком поздно, Наруто видит, как постепенно на город опускается темнота. В ней островками проступают светлые пятна вокруг фонарей, даже короткие световые дорожки от парных фар паркующихся машин сейчас могут показаться тропами к собственному счастью и гармонии. И плевать, что холодно. Важно, что почему-то в этой дворовой темноте он сегодня не один.
И почему-то это казалось жутко правильным – идти куда-то именно втроем.
Ино была уже явно навеселе, иначе она, наверно, не попыталась бы свалиться на близстоящего, попутно открывая дверь широким душевным жестом «проходите, гости дорогие».
Шикамару тут же, терзаемый муками совести, сгреб Наруто в охапку и четыре раза подряд поклялся ему здоровьем любимой и единственной собаки Кибы, что обязательно вернет блондину долг в течение следующей недели. Железно.
Вот так и разделились. Вот так, после большого количества выпитого, согревающего и алкогольного и после малого числа съеденного, сносного, но закусочного Узумаки, наконец, смог посмотреть на все происходящее под иным углом зрения. Под более чувствительным, выпуклым и смелым углом зрения.
Ему хотелось срочно найти Сакуру и поцеловать ее. Сию же секунду. Безумства не терпят промедления, но, пожалуй, остались еще в этом туманном, снежном мире вещи, которые способны обрубить на корню даже самый смелый любовный порыв. Или мы не тот порыв за любовный порой принимаем?
Наруто смотрел на это неприлично в упор и неприлично долго. На то, как она касается пальцами его бедра, как поглаживает его кожу через шероховатость джинсовой ткани. Как подается вперед, укладывая ладони ему на плечи, приподнимается, пьяной улыбкой пытаясь отогнать холод взгляда, и прижимается губами к его сомкнутым, увлеченно клоня голову, покачивая светлыми спутанными волосами, собранными в высокий хвост.
И Наруто не видит, как Саске равнодушно взирает на раскрасневшееся близкое миловидное лицо. Как он даже не пытается обнять девушку или хотя бы ухватить за запястья, как раздраженно выдыхает ей в губы, а она отчего-то радуется и повисает у него на шее.
Нет, Наруто видит только одно – они целуются. Саске целуется с Ино.
И поэтому он в три широких шага преодолевает разделяющее их расстояние и орет прямо в бледное черноглазое лицо:
- Пошли курить!
И плевать, что он не курит. Главное, что Саске пошел.
Узумаки кашляет и высовывает язык в попытке отвязаться от мерзкого вкуса никотина во рту. А брюнет все это время взирает на него с неподдельным удовольствием, будто занятную бабочку через лупу разглядывает и решает: оторвать ей крылья или насадить на иглу.
- И как ты это терпишь, Учииииха?
- Что именно?
- Ты же меня понимаешь.
- Нет.
- Странно…
Наруто это и впрямь кажется странным, только вот ноги плохо держат. Только вот в голове назойливое решение забрать то, что должно ему принадлежать. Всегда. Это, черт возьми, аксиома.
- Я тебя не отдам, никаким змеюкам не отдам.
Саске понимает, что этот субъект пьян и все равно удивляется, когда тот хватает его за плечи, слишком сильно и собственнически их сжимая. Когда он медленно приближается, вытягивая вперед губы и даже тогда, когда он утыкается ими в стену рядом с черными прядями, скрывающими бледное ухо.
- Вот идиот.
Наруто мычит что-то нераспознаваемое, а затем удивительно четко произносит:
- Нашел. Точно нашел.
И дышит куда-то в шею, крепко обнимая за талию, намертво припечатывая к стене, и замирает. Саске опасается, что он, так стоя и заснул, и теперь придется, как-то выбираться из его цепких рук.
А потом с кончика сигареты падает пепел, и вместе с ним умирает понятие времени. Оно начинает делиться не на секунды и минуты, а на удары сердца. Чужого и такого близкого сейчас, такого странного и незнакомого.
Но Саске никому не давал себя обнимать. Но Саске ограничивал тактильные контакты до минимума. Но Саске сейчас тоже был не слишком трезв. Особенно после слов, которые обычно говорят лишь герои сериалов или популярных романов. Особенно, когда Наруто снова ткнулся куда-то в стену и погладил указательным его раскрытую ладонь.
- Саске.
- Не туда.
Легонько придерживает пальцами округлый подбородок и тянет к себе.
- Сюда.
А касание губ, как нечто забытое или так и не случившееся. Да и пусть в голове бред, вырисовывающий в сознании памятные слайды природных явлений. Вроде сильного ветра или ветвистой молнии. И сжимает внутри, опоясывается словом или фразой невысказанной, чтобы утонуть потом в провале памяти.
До чего это было поверхностно, до чего это было глубоко проникновением в душу и дальше. До чего же это было близко касанием до внутренней стороны локтя, подушечками пальцев до ровных швов, до прохладной ткани черных нарукавников. Холодом по волосам из приоткрытого окна, уносящего порывом едкий дым и прокатившего по ступеням лестничной клетки упавшую на бетонные плиты сигарету.
- Откуда.
Тихим шепотом на ухо, тихим, но настойчивым.
- Откуда ты знаешь мою фамилию, Узумаки? Я не говорил.
И Наруто, рискуя выставить себя полным, даже полнейшим перебравшим психом, закрывает ладонью темные глаза и молчит.
И если бы кто-нибудь из вершивших его судьбу слышал его сейчас или хотя бы существовал, то он прокричал бы ему, что не хочет завтрашнего дня. Что он дико, ужасно, жутко, до боли не хочет просыпаться.
Потому что так темно и тепло одновременно может быть только во сне.

@темы: Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт., "Кто будет мной?"

---

Я тоже упряма. По-глупому упряма. Понимаю, но не могу принять.
И какого черта я "отпускаю" людей годами. Наверное, всему есть предел.
Ничегошеньки и никогошеньки у меня нет. Чудесные иллюзии ролевых остаются надуманными текстами, это лишь замедление бомбы, но не ее устранение.
И плевать мне, что вы думаете.
Я уже оценила степень своего равнодушия, я просто не умею. Не умею чувствовать рядом с кем-то, только наедине.
И как чертовски обидно от своих мыслей и надумок. И чертовски стыдно.
Я поняла - комфорт. Пусть вам будет комфортно. Тогда кыш из моей аськи. Моя голова все равно не отпустит.
А "моя душа столько могла бы тебе отдать".

@темы: Выводы., Нытьё., Жизнь реальная., Just me.

---

Сижу и смотрю на эту вентиляционную хрень. А она скрипит и стучит в выключенном состоянии. И поэтому я все жду, когда на меня оттуда выползет невиданная змеюка, червячука или глиста.
На всякий случай всем пока, адье, досвидос.

---

Драббл "I realized".

Название: I realized.
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто, Саске – вместе, раздельно.
Рейтинг: PG.
Жанр: Ангст.
Размер: Драббл.
Саммари (описание): Если ты постоянно думаешь обо мне, то ты говоришь со мной постоянно. Значит, ты готов к выводу.
Состояние: Закончен.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Предупреждение: мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают.
И это как-то бессюжетно почти. Мысли, по канону.

Слова, слова.

- Слишком долго, не успеешь.
Наруто судорожно пытается вытащить правую ногу из вязкой черной грязи, но она не отпускает, обвивая щиколотку цепкими, темными лентами. Тяжелые капли тянут вниз, на вид смоляные, по ощущениям – как пудовые гири. Все для того, чтобы ты не смог сделать шаг.
Саске сидит на здоровенном валуне, который при всей своей внушительности выглядит картонным, сдуется от одного удара и осядет на землю вместе с тем, кто сейчас смотрит на жалкие потуги своего бывшего лучшего друга.
- Серьезно, не успеешь.
- Заткнись.
У Наруто в глазах болезненная решимость, у Саске – пустота. Нечитаемый взгляд обязан выражать равнодушие, обязан топить в себе чужие улыбки.
- Помог бы.
Учиха больше не видит того шумного недотепу, который на каждом шагу орал не своим голосом о непоколебимом желании стать Хокаге. Не видит того, кого, сам до конца не осознавая, взял к себе под крыло и учил, чуть ли не наравне с Какаши. Подстегивал язвительными словами и ободрял надменной улыбкой. Вел за собой, подпуская куда ближе, чем следовало бы. Тот Наруто был ему другом.
Этот блондин в оранжево-черном костюме тоже знаком. Он смотрит слишком умоляюще, слишком пристально, просит о чем-то чуждом, о том, чего Учиха уже не в состоянии понять. Для себя он решил именно так – «не понимаю». Не знаю, не вижу, не хочу, не вернусь. Тысячи острых «не» перечеркивают настоящее и вырисовывают в памяти прошлое. Желанное, дорогое, гаснущее. А этот блондин никак не друг. Соперник.
Наруто вязнет в этой грязи отрицания, пытаясь докричаться или досмотреться. Саске должен отвернуться и уйти, оставив в памяти очередной кадр спины с фамильным знаком. Но он смотрит. Их взгляды самые долгие.
- Не успеешь, уже не успел.
- Да хватит, сколько можно!
Счастливое детство с множеством родовых нюансов, которые заставляли стремиться к чему-то за гранью собственных возможностей. Ведь брат уже показал вершину этой грани, что остается делать второму ребенку. Первое дорогое прошлое – семья. Первая потеря – родители.
Вызывающие попытки привлечь всеобщее внимание, пусть весь мир увидит, не иначе, к чему мелочиться, раз собственного личного мирка нет и в помине. Грани возможностей тоже нет, граница не определена, значит, можно идти выше вершин. Первое дорогое прошлое – седьмая команда. Первая потеря – Саске.
Каждый новый слой правды – ложь. И путаясь в этих паутинах, цепляешься за единственно знакомое в прочем смраде. За боль. Пусть она служит оправданием, но не избавлением от того, чем пропитано все естество. Что брат когда-то оставил как цель и смысл жизни. За что приказал цепляться, ради чего велел идти вперед. Да все она, ненависть.
И не важно, что зло рождает зло. Важно, что оно искусственно выращенное. А все неживое когда-нибудь ломается.
А все живое умирает.
Наруто вязнет, топчется на одном месте, сердце жжет невыполненная клятва, которая уже потеряла свой срок давности, постепенно перетекая из цели в мечту. И наоборот. После каждого долгого взгляда круг замыкается и перескакивает на новый виток.
- Может быть, меня уничтожит кто-нибудь другой. Вот будет обидно. Ведь все ждут именно нашей битвы.
Узумаки молчит, поджимая губы, а затем обезоруживает широкой улыбкой.
- Не, только вместе, забыл?
Забыл, что оставляет за спиной команду за командой. Объединяет людей, а потом закрывает за собой дверь, не прощаясь и не заботясь об их жизнях.
Просто вернуть прошлое может лишь один человек. И это не Наруто.
Просто излечить порой способна только смерть.
И Саске видит, как деревни горят в черном огне Аматерацу. Слышит, как стонут невиновные, как кусают губы виноватые. И знает, что он может погасить негасимое.
Наруто тонет, медленно, как в зыбучих песках. Достает из кармана перечеркнутый протектор и сжимает его в руке.
- Итачи ведь носил, почему ты – нет?
Отвечать, когда тебя спрашивают, необязательно. Саске опускает ладонь на блондинистую голову, больно стягивая пальцами кожу лба вверх.
- Не успеешь, поздно.
- Никогда не поздно, Саске. Мы живы.
Не отступит. Упрямый. И Учиха резко надавливает на доверчивую макушку, погружая бывшего друга в черную грязь с головой. Чтобы не мог дышать, чтобы не мог говорить. Чтобы не мог видеть.
Как за спиной гаснет пламя холодного огня. И как темные глаза предают равнодушие.
Давит сильнее, чтобы вытолкнуть, наконец, из вязкой жижи, ниже, ниже, в прозрачную воду, в которой даже можно открыть глаза и увидеть небо, выныривая кончиками пальцев на поверхность. А потом и полностью, судорожно вдыхая свежий воздух с таким же усердием, с каким недавно пытался сделать хотя бы один шаг. Навстречу.
А потом перед глазами проступает заплаканное лицо Сакуры, обеспокоенный глаз Какаши. Все в порядке, жив, рано еще. Слишком рано, еще столько нужно успеть.
Наруто все уже решил. Наруто все понимает. И днем позже, стоя на краю между днем и закатом, он кивает заходящему солнцу, оранжевой полосой проникающему в темноту горизонта.
- Я понял, Саске, ты боишься.
И закрывает глаза, как подарок, ощущая наступающий полумрак.
- Не бойся.
Прикладывает ладонь к лицу, улыбается, взирая на погасший мир через указательный и средний пальцы.
- Я успею.

@музыка: Evanescence - Where will you go.

@темы: Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт.

---

Пойду нагуливать идею. Ведь что-то же такое помню, а что именно - вот задачка.

---

Драббл "Вторая комната".

Название: Вторая комната.
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске или Саске/Наруто – не суть важно.
Рейтинг: PG.
Жанр: Ангст, hurt/комфорт.
Размер: Драббл.
Саммари (описание): Хорошо ли жить одному?
Состояние: Закончен.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Предупреждение: слеш, АУ, курим, пьем, мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают.

Ключи, четыре поворота, заходим?

Саске нравилось жить одному. Никто не спрашивал, когда он придет, когда уйдет, ел ли сегодня, с каких пор начал курить и не дать ли за это по рукам. Саске нравилось небрежно бросать ключи на кровать, сумку – на пол, не заботясь о том, насколько громким был звук падения и тем более не заботясь о содержимом своего «багажа».
Двухкомнатная квартира для одного человека – это неразумно. К чему нужна эта пустующая вторая с лишним двуспальным ложем. Но, видимо, родители Учихи все-таки надеялись, что он будет жить не один. Ну, хотя бы с братом.
Надеялись, пока были живы.
Саске выбрал сам, ему не нужны были слова утешения или сочувствия. Не нужна была жалость, которую хотели на него вылить многие сокурсники. Он был на грани счастья и умиротворения, когда возвращался вечером в пустую квартиру, и никто не выходил навстречу. Никто не выглядывал из-за дверного косяка, не улыбался устало, вытирая мокрые руки тонким полотенцем. «Саске, будешь ужинать?»
Он разогревал готовую еду из магазина, открывал пакет сока, включал телевизор и молча принимал дозу ежедневного рациона, не слишком обращая внимание на вкус. На экране мелькали новости, которые забывались ровно через шесть минут вместе с проникновением в сознание очередной бездарной рекламы. Надоело – и можно беспрепятственно взять в руки пульт и погасить идола современных одиноких бабушек.
А за окном темнело. Мир затихал, замирал вместе с последними лучами солнца, отраженными тысячами окон, которые мигали прощально, в которые невольно заглядываешь, докуривая на широком балконе вечернюю сигарету.
Можно спать. Саске взбивал подушку, придавая ей объем и мягкость, словно хотел поудобнее в ней утонуть. Стягивал футболку, чистил зубы и выключал свет. Забирался под одеяло, укладываясь на бок, поджимая ноги и опуская голову на согнутую в локте руку. И лишь тогда невольно прислушивался. К прошедшему дню, в котором каждая минута сквозила усталостью и равнодушием. Типично и привычно, но не дарит смысла. К проезжающим по главной дороге машинам, люди, как обычно, спешат к единственно верной точке назначения, к ней идешь не просто по привычке, к ней стремишься, как к исключительно правильному и настоящему. Потому что все прочие цели и стремления иллюзорны. В них нет жизни. Все спешат домой.
У Саске не было такой ереси в голове, он с усмешкой прятал нос в изгибе локтя и пытался заснуть. Темнота – старая знакомая, в ней нет угрозы, она лишь обостряет звуки и притупляет зрение, но, как ни странно, именно сквозь нее начинаешь лучше видеть самые очевидные вещи, которые гасли в солнечном свете.
Мир засыпает, и за закрытой входной дверью больше не услышишь шагов. Тотальное одиночество без возможности сплести для себя хоть какую-то нить для связи с внешним миром. Не привязывая ее к детским голосам перед подъездом, к чужим разговорам у открытых окон и на балконах. Эта жизнь сейчас недоступна. Может быть, поэтому Саске в столь поздний и темный час всегда распрямляет ладонь и прикладывает ее к остывшей стене.
Соседняя комната, пустая, с застеленной двуспальной кроватью. Возле белых штор проступают силуэты, они стараются ступать медленно, чтобы никого не разбудить. Женщина улыбается, расчесывая длинные черные волосы. Она смотрит сквозь недавно тщательно вымытое оконное стекло и видит ночные огни города. Цепочка ярких фонарей вдоль дороги, редкие освещенные комнаты, люди с придуманным и реальным счастьем в долгожданных снах.
Мужчина распрямляет одеяло, садится на край, устало поднимая глаза к потолку. Он редко улыбается, не улыбнется и сейчас, обнимая свою жену за плечи. Ночь способна дарить тоску каждому.
Саске почти видит все это. Понимает примитивность своих фантазий, но видит, каждую секунду ожидая звук шагов к двери, резкий стук или визг тормозов. Он почти чувствует, что не один в пустой квартире, он почти знает, кто сегодня делит с ним эту тишину. И не может заснуть. Падая в спасительную дремоту, с болезненным ударом сердца его снова выбрасывает в темную комнату, заставляя судорожно сжать край одеяла. Они там, за стенкой, лежат, обнявшись на кровати. Наутро будут смятые простыни, стакан с водой на тумбочке и открытое окно. Им не хватает воздуха.
Становится жутко. Кажется, будто стена через секунду заострится по рельефу обоев и порежет ладонь. Ноющей болью проползет от пальцев к груди, а в ванне мама снова будет искать закатившийся за стиральную машинку тюбик с кремом.
Они точно там, перешептываются, смотрят друг на друга, в потолок, в окно, лежат, лежат, лежат, обнявшись на кровати. И Саске не выдерживает, трусливой пулей вылетает из комнаты на балкон, щелкая в темноте зажигалкой, освещая коротким пламенем собственное лицо. И курит, постоянно оглядываясь на дверь.
Летний воздух свеж, недавно неслышно прокапал дождь, даря разгоряченному асфальту прохладу. Сигарета выпускает дым, с каждой затяжкой темнеет фильтр.
Саске может признаться этой темноте, являя ей горькую ухмылку, сжимая в пальцах прихваченный с собою телефон.
- Я жалок. Знаешь, мне страшно, что я не один.
Этот номер первый на дозвоне, а еще Учиха не испытывает никаких мук совести. Не важно, что уже очень поздно. Важно, что все равно сонный голос выдает привычное «алло» и не добавляет грубое «ты вообще видел, сколько сейчас времени?»
И Саске молчит, не желая раскрывать свою тайну этому придурку. Все равно он и так все знает. И, наверное, поэтому сам ищет предлог, чтобы зайти к своему соседу среди ночи.
- Эй, у тебя же есть пицца? Тааааак захотелось.
У Учихи есть пицца, но они даже не достают ее из морозилки. Наруто громко топает в прихожей, широко улыбаясь и вещая какую-то очередную ничего не значащую чушь. Морщится, взглянув на сигарету в тонких пальцах, выражая взглядом мысль «я за здоровый образ жизни». И тут же ее перечеркивает, услужливо протягивая брюнету банку охлажденного пива.
Саске ухмыляется, а Узумаки бросает беглый, но внимательный взгляд на закрытую дверь второй комнаты. Потом они неторопливо выливают в себя по ноль-пять горькой жидкости, чтобы это можно было отнести в собственной системе жизненных происшествий к критерию «смягчающее обстоятельство». Но ничего не происходит. Саске кутается в одеяло и закрывает глаза, в надежде успеть заснуть до того, как Наруто допьет банку и уйдет досматривать собственные сны. Сжимается от того, что снова начинает чувствовать силуэты за стеной, снова почти видит, как им нечем дышать, как их уже не спасает открытое окно.
А потом, как собственное нежданное спасение, реальное, физическое, теплое прикосновение. Чужое дыхание куда-то в шею, Наруто даже не выдает никаких предлогов и оправданий. Он просто вжимается лбом в спину Учихи, будто сам ищет утешения, а не утешает. Касается плеча, и Саске постыдным порывом поворачивается к нему и утыкается носом в грудную клетку. Темнота прекрасна. И можно расслабить ладонь и прижать ее не к холодной стене, а к чужому теплу, там, под футболкой, кожей и ребрами бьется сердце. И это не уйдет с рассветом.
Наверное, это можно себе простить. То, что засыпаешь в чьих-то руках, которые так заботливо прижимают к себе, не отпускают в дремоту личного одиночества. То, что все-таки попросил помощи, пусть даже без слов. То, что так спокойно, так правильно, словно жизнь и смысл ощущаются только сейчас. То, что чужие ладони успокаивающе поглаживают по спине, а ты сам непроизвольно сжимаешь материал чужой футболки. И засыпаешь, расслабляясь в его руках, убаюкиваясь его дыханием и его заботой. Можно простить. Если это Наруто.
И, наверное, теперь уже жаль, что рассвет так скоро. Саске по-прежнему нравится жить одному.
Но вот заснуть один он уже не может.

@темы: Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт.

---

Этэншн!

Так, ну раз у меня тут теперь есть люди, зашедшие по определенной причине, то пора вводить тэг, который будет и использоваться нормально, и понятен будет, вот так вот.
Те, кто не любит аниме, всякие слеши, ангсты, Наруто и прочее - проматывайте и миру мир).

---

Эй, привет, мир мой бывший. А я уже привыкла без тебя. Сможешь покорить меня заново?

---

Людям все надо разжевать и разложить по полочкам. Подумать - это только над цитатами из контакта. Больше пяти предложений, и уже теряется внимание, внимательность и вообще - мама мыла раму.
Нужно писать так: они встретились, были офигенными (вот так вот в скобочках коммент, чтобы все поняли, красивый - это приятный глазу такой, хи-хи-хи, люблю красивых), влюбились друг в друга и жили долго и счастливо. Или умерли, в один день, это чтобы плак-плак (мне грустно, простите меня, я не хотела такого писать, но случайно выбрала жанр "драма", а какая же драма без смерти).
Вот так вот. Мама мыла раму. Таня мыла мячик. Мячик мыл траву. Трава курилась. Чистая информация.
Меня сейчас стошнит.