Дай мне день, чтоб тебе его отдать (с).
Название: Кто будет мной?
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске, Саске/Наруто и прочие.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романтика.
Размер: Планируется - миди.
Саммари (описание): Всем кого-то не хватает. Но не все знают и понимают, кого именно.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Предупреждение: слеш, АУ, курим, пьем, мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают. И главы у меня небольшие.
Пролог.- Так грустно, что тебя нет.
Холодный прямоугольник окна дарит ощущение реальности, но ты четко понимаешь, что это сон. Помнишь, как взбивал подушку на ночь, как забирался под одеяло, баюкая разбросанные по разным уголкам сознания мысли, и заканчивал очередной тягучий день. В надежде на то, что, может быть, завтра Сакура улыбнется тебе не как другу, что пронесет с очередным тестом, кому-то же удается угадывать из четырех вариантов единственно верный, что Киба перестанет дуться, а Шикамару вернет, наконец, денежный долг, ведь дико хочется купить новый телефон до конца этой недели. А ведь завтра пятница.
Сегодня пятница.
Сейчас все это не важно, совершенно. Сейчас ты упираешься локтями в белый подоконник, по потолку тянутся полосы от света фар ночных авто, тишина обволакивает, укутывает в плед спокойствия, тяжелит руки и заставляет неотрывно смотреть сквозь стекло на привычный с детства мир. Все так знакомо, что даже с закрытыми глазами сможешь, тыкая пальцем в рандомные точки пространства, озвучить описание данного куска суши: что там, как там, откуда, с чем связано и каким оно было.
- Так не должно быть, понимаешь?
Сзади кто-то еле слышно хмыкает и затихает, подходя ближе. Этого достаточно, чтобы ты начал нести всякую чушь, совершенно не заботясь о том, насколько глупо это все звучит. Бессмысленно.
- Мы должны были расти вместе, подкалывать друг друга, помогать друг другу. Я бы все о тебе знал, а ты обо мне. Связь, понимаешь? Самая крепкая.
Темнота не пугает, только пальцы невольно сжимаются, а мир сузился всего до нескольких квадратных метров.
- Так хочется, чтобы ты был. Я даже подумал, что нашел, встретил, узнал. Думал, ты Сай, представляешь?
Он должен ответить, хотя бы раз, лишний козырь в руке – голос. Очередной луч света криво скользит по стене, вырисовывая на ней широкую картину: лиса воровато оглядывается под слепяще голубым, пронзительным небом. Оно может сжечь ее рыжий мех до тла, но не спешит, ласкает, перекидывает свою глубину на раму, легкими мазками исчезая уже далеко от звериных маленьких глазок, далеко, ближе к пальцам, сжатым на ровной глади подоконника.
- Нет. Нет тебя, скотина ты эдакая, о ком мне думать каждую минуту, о ком?
Скоро утро, а ты не можешь сделать еще один вдох и потребовать всего одно слово. Имя. Всего-то, разве ты много просишь.
- Могу я…
Вопрос всегда с рассветом, он глушит, останавливает на пару мгновений отдохнувшее солнце, оно ждет, придирчиво, без надежды, сегодня тоже слажаешь, сегодня тоже, как в алкогольном бреду, но все равно чего-то испугаешься. Имя. Всего-то.
- Могу я обернуться?
Молчит. Списываешь на согласие, медленно поправляешь оранжевую ткань на животе, клонишь голову набок, разворачиваясь, прижимаясь спиной к пустоте, которая так нелепо чувствуется вместо вашего, уже вашего окна. Из дыры без стекла веет холодом, сквозняком выбивает мурашки, и ты разочарован. Потому что почти ничего не видишь, только колкие пряди по обе стороны от лица. Потому что он на тебя не смотрит, с закрытыми глазами это проблематично.
- Как тебя зовут?
Вздох, уголки губ дрожат незримо, кривятся, так знакомо, по-домашнему, уютно.
- Кайто.
Чужой голос в темноте заставляет шире распахнуть глаза и вытянуть вперед руку. Вот же, совсем рядом. Ироничная интонация, тембр, который впитываешь в себя, пропускаешь через кожу, спасибо.
И сам – широко и искренне, потому что понял. Делаешь шаг навстречу, замираешь в ожидании.
- Лжец.
И уже в тумане пробуждения видишь, как качнулись угольные пряди, как он подался вперед, почти невесомо укладывая свою ладонь на твое плечо. Белая рубашка, черные нарукавники.
И почти улыбается, ведь сегодня будет ужасный снегопад.
Глава 1. Снегопад.Люди сначала ждут первого снега, потом молятся о том, чтобы он побыстрее растаял. Короче, сами не знают, чего хотят. А еще редко помнят собственные сны.
Наруто был бы рад забыть свой ночной бред, но он так удачно и глубоко засел в подкорку, что не давал покоя даже во время теста, отчего все мыслительные процессы мгновенно улетучивались. Оставалось только воспользоваться испытанным, но не всегда эффективным методом всех неподготовленных студентов под кодовым названием «наобум». Ну, или прибегнуть к схожему – «считалочка».
- Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… - бурчал себе под нос Узумаки, пока Киба не закатил глаза к потолку и не подвинул в зону видимости нерадивого друга листок с ответами. Уму непостижимо, как ему каждый раз удается их заполучить.
А блондин улыбается – значит, этот энерджайзер больше не дуется, значит, будет с кем поболтать на перемене.
Позже под всеобщее хихиканье поступает информация о новеньком. Что он молчаливый, сдержанный, с равнодушными глазами и темными волосами. Наруто замирает у дверцы собственного шкафчика и снова позволяет себе пустить в кровь инъекцию надежды. Уж больно четкий сегодня был сон.
Заговорить с ним – страшно, голос почти не запомнил, да и сознание устало сравнивать придуманный образ с реальными людьми. Нет его. И не будет.
Наруто понимает это, как только слышит первую фразу, как только запоминает новое имя и широко улыбается, пытаясь всем своим видом показать самое, что ни на есть, искреннее дружелюбие и желание помочь.
- Подскажи, где здесь столовая?
- Пошли, покажу.
Ветер кружит за широкими окнами, разбивая о них невесомые хлопья снега. Легко под буйство погоды давать себе клятвы о том, что больше никогда не будешь его искать.
Сдаешься, и сразу становится легче. И сразу появляются силы дальше идти. Закидывать ремень сумки на плечо, махать друзьям на прощание, на перекрестке кивать новенькому Неджи и – домой, пока не смело остатки жизнерадостности вместе с любимым шарфом, край которого трепещет на ветру не хуже пиратского флага.
Красный сигнал светофора еле виден через снежный туман, как и силуэты людей, стоящих напротив на переходе. Можно попробовать угадать их жизни по носам ботинок или музыке в плейере, но вряд ли удастся услышать то, что бьет в мозг сугубо индивидуально.
Зеленый свет побуждает засунуть руки в карманы и сделать шаг на свободное и законное сейчас для пешеходов царство автомобилей. Все люди – мимо. Взгляд цепляется за контуры их лиц, но бред, этот мир слишком материален, чтобы думать о судьбе.
И Наруто фыркает на собственную мечтательность, скользя по асфальту, покрытому тоненьким слоем льда, припорошенному сверху снегом - лучшей приправой для маскировки, зима часто нагленько, с садистской ухмылочкой прячет опасности задумчивого похода до дома в снегопад. Всегда нужно быть начеку.
Но сегодня - обошлось. Никаких падений, даже скучно.
Привычный подъезд, ключи от квартиры, заранее изъятые из недр сумки, кнопка лифта, очередной унылый "попутчик". Почему люди вечно делают такие лица, будто в каждой кочке видят врага, причем заклятого? Что их всех так злит с утра или под вечер? Узумаки хочется это исправить, он жмет указательным на кнопку с цифрой "двенадцать", передергивает плечами, пытаясь стряхнуть с них остатки нерастаявшего снега, и улыбается парню в черной куртке без капюшона. Тот одаривает его безразличным взглядом, и - лифт дергается, повиснув между четвертым и пятым этажами.
Свет мигает, но не выключается. Наруто недоуменно моргает и зачем-то многозначительно смотрит на дверцы. А его товарищ по несчастью отрывисто нарушает повисшую тишину.
- Что за черт?
- Застрял.
- Гениально.
Короткий разговор душит на корню приступ невесть откуда взявшейся клаустрофобии, блондин даже пытается обдумать сложившуюся ситуацию и найти пути решения. Бить ногами по стенкам, чтобы кто-нибудь услышал и пришел на помощь, открыть верхний люк и геройски лезть по тросу, съесть оставшийся с завтрака бутерброд или оставить его на "черный час", когда в животе заурчит, а ты все еще будешь сидеть тут и ждать у моря погоды?
В любом случае сумбурный и умный поток мыслей был прерван размеренным голосом.
- Да, скорее всего между этажами.
А, ну да, кнопка вызова диспетчера. Наруто убедительно поклялся себе, что мысль о таком варианте спасения была бы в его мозгу следующей, и успокоился. Откинул, отпихнул от себя невиданное недовольство и удрученность тем, что ответственное задание известить о замеревшем лифте досталась не ему.
- И когда приедут, спасут нас?
- В течение часа.
Как пиццу.
Было скучно, было душно, было приторно. Это все из-за запаха туалетной воды, не успевшего выветриться после предыдущей "пассажирки". Даже начинало тошнить.
"Черная куртка" копался в телефоне, судя по всему в стомиллионпятьсотый раз перечитывал свои скупые смски, иначе на что еще там можно столько времени пялиться. А Наруто изображал спящего у стеночки. Вот уже темнотой окутывает, вот уже видно очертание окна, ощущение знакомой фигуры за спиной. Чтоб его, не дождется, хватит. Узумаки хмурится, приоткрывая один глаз, и оглядывает молчаливого парня. С головы до ног - раз, с головы до ног - два, с головы до ног - ...
- Чего пялишься, Узумаки?
Недоуменное "эээээ" не самый лучший ответ и не самый удачный способ поддержать разговор. Но Наруто вряд ли может выдавить из себя что-либо более путное. Нет, не стыдно, нет, не "запалили". А - "мы знакомы?"
А потом брюнет стягивает с головы мокрую шапку и брезгливо стряхивает с нее влагу. Ей-богу, будто ее пропитал не растаявший снег, а прилетевший с небес продукт жизнедеятельности какой-нибудь птички.
Как кошка, не любит воду.
А Наруто загипнотизировано смотрит на колкие пряди черных волос и почему-то вспоминает синюю футболку с широким воротом на манекене в магазине по правую сторону от дороги и увиденную на этой неделе катану в оружейном музее.
Только ни черта не вспоминается, где он мог с этим парнем раньше пересекаться, чтобы дело дошло до обмена именами. Тут минимум нужна хотя бы минутная беседа, а не так, мельком.
Однако признаваться в собственной амнезии стыдно, поэтому Узумаки вскидывает подбородок и заявляет:
- Здесь просто больше нечего разглядывать, понял ...
И судорожно пытается подобрать замену имени, которого не знает, но взгляд растерянный выдает с головой, недаром же придурок напротив гаденько ухмыляется и "успокаивает".
- Не напрягайся так, это вредно с непривычки. Мы не знакомы. А имя твое я лицезрел с месяц назад на гараже, как и тебя, гогочущего посреди ночи и орущего что-то про "я самый сильный, мое лицо должно быть высечено в камне".
Стыдоба. Пьяный "подвиг", игра на желание, Киба всегда придумывал задания идиотские, в тот раз тоже блеснул. И оказывается, бледная моська этого брюнета лицезрела этот позор, и видать, он в душу запал, раз фамилию помнит до сих пор. Вообще, сомнительная слава.
Наруто старается сделать вид, что он этим гордится, фиксируется в позе "руки в боки", с напускной беспечностью кивает и интересуется:
- Раз свела судьба лично, как зовут?
Имя - это всегда важно, человек с этим набором букв по жизни. Узумаки с тянущим, непонятным волнением у сердца повторяет:
- Как тебя зовут?
И получает в ответ имя, которое можно смаковать на губах вечно.
Глава 2. Темнота.Ремонтная служба приехала слишком быстро. Так быстро, что у Наруто в памяти остались только пять букв, картинка лица с правильными чертами, да выразительный взгляд, скользнувший меж закрывающихся створок. И Узумаки удрученно и запоздало понял, что не знает ни фамилии, ни этажа. Зато известен подъезд, а значит пришло время для глупости.
Глупость длилась целую неделю. Начиналась она с раннего подъема, который каждый день становился все более ранним, потом заполнялась туманной надеждой, когда переминаясь с ноги на ногу, блондин стоял возле бетонной стены, исподлобья всматриваясь в выходящих из своих уютный норок людей. В одиночку, парами, группами, с собаками, с чемоданами на колесиках. Они все спешили, но, как и на протяжении долгих предшествующих этому году лет, все они были не те.
Наруто опаздывал на занятия, спал, уронив голову на руки на переменах, получал мячом по голове на физ-ре, но с каждым днем копил привычку ждать, отчего-то наслаждаясь ею, как преддверием чего-то хорошего.
Удручало только одно - перестали сниться сны. Крошечные подсказки на пути жизни, непригодные, но такие привычные, вдруг перестали рассыпаться по шероховатости земли под ногами, и стало крайне неуютно. Путеводная звезда, ау, с какого ты меня теперь покинула?
От недосыпа не спасала ни громкая музыка, ни лапша, которую Узумаки любил смаковать по вечерам. Рано или поздно организм должен был взбунтоваться, что он собственно и сделал, подарив блондину беспробудный, тягучий сон, в котором вязнешь, как в сгущенном молоке. Темнота и горы с далекими снежными шапками, солнечный свет по верхушкам деревьев, когда, привычно шурша по коре ступнями, взлетаешь на раскидистую толстую ветку, поправляешь протектор и задорно ухмыляешься кому-то внизу.
Переворачивая реальность с ног на голову, действительность роет котлован, от бега по длинному коридору колет в груди, но он все не кончается. Лица, впечатанные в его стены, смотрят осуждающе, с легким налетом сочувствия - они все уже давно поняли и смирились. Бешеный ритм в висках снижает зрение, и "свет в конце тоннеля" уходит в прошлое, заставляя на полном ходу вбежать в узкую комнату и втемяшиться головой в дверцу шкафа. Она скрипит, плавит ручку, как часы на картинах Сальвадора Дали, блином падает на пол полу бесформенная субстанция.
Шкаф пуст, темнота пульсирует, тянет к себе. Совсем не страшно, и забираешься внутрь, оставляя лишь щель для узкой полоски света.
Все та же причудливая картина на стене, все тот же подоконник, еле различимый за тягучим туманом. Он, просачиваясь через оконную раму спиралями, вплетается в пространство, мажет белесой краской воздух. Отчего-то очень грустно, Наруто чувствует себя обманутым, брошенным. Никто не ищет его в этом шкафу, никто не ухватится тонкими пальцами за край дверцы, не потянет на себя этот кусок дерева, чтобы освободить, расширить узкую полосу света. Которая, послушная лучу путеводному, имеет начало не снаружи, а внутри. Туман ползет к рукам, Наруто нелепо поднимает указательный в воздух, пытается улыбнуться, и начинает вырисовывать на дымчатом молоке первый слог.
- Са...
Помогает себе голосом, выдыхая накопленный воздух. И замирает. Может, ошибся?
Сдувает незаконченное слово, со злостью кулаком по дверце шкафа, распахивая ее, сам, не нужна посторонняя помощь. Ноги ватные на пол опускает, хватаясь за край одеяла, чтобы не упасть и повисает на краю кровати.
В глаза бьет наглое зимнее солнце, триста тысяч раз отраженное от чересчур белого снега. Беглый взгляд на часы, и уже через секунду с дикими воплями Узумаки носится по квартире, собирая, конечно же, не приготовленную с вечера сумку, в поисках одинаковой пары носков матерится и хватает с пола более-менее похожие экземпляры. Штаны, свитер, лихорадочное умывание заспанного лица и выдергивание клока волос жесткой расческой. Наруто похож на клубок из спешки, самобичевания и обещаний на будущее. "Больше никогда, вот еще хоть раз, неееееет".
Выдыхает только в лифте, который ползет, как больная черепаха с такими же больными ногами. Нужно себя подбодрить, и Узумаки, подняв голову к потолку, щурясь на мигающий свет лампы, зажатой мутным стеклом, начинает голосить.
- I invite you to a world, where there is no such thing as time! And every creature lends themself to change your state of mind!*
И забывает про то, что рано или поздно лифт все же должен приехать на первый этаж. А там ему аплодируют. Узкие ладони ударяются друг о друга, а темные глаза приветственно щурятся.
- Браво.
Наруто прирастает подошвами к полу и краснеет, кажется, от макушки до пят. Все та же "черная куртка" выжидающе смотрит, еще сильнее прибивая беднягу к земле, и скептически произносит:
- Первый этаж.
- Ммммм.
- Пора выходить.
Наруто прокручивает в голове миллион отмазок, но время не станет ждать, как в той песне, которую ему вздумалось проорать в пустом лифте. Хотя, в конце-то концов, где, как не там.
Ни одной мысли дельной, поэтому хватает ближайшую.
- Мне надо назад. Я.... сумку дома забыл.
И нервно сжимает пальцами широкий ремень через плечо.
Глупость продолжается. И брюнет, недоуменно изогнув черную бровь, заходит в лифт, по-хозяйски нажимает на кнопку с цифрой двенадцать и замирает бездушной статуей. А у Узумаки радостно теплеет у сердца от того, что этот мистер Невозмутимость запомнил, на каком этаже блондин вышел аж целую неделю назад.
Движение, легкое покачивание, работает подъемный механизм, призывая организм поместить в уши немного ваты. Плавно ползете, убивая надежду на разговор. На такой долгожданный, такой значимый и нужный разговор.
Наруто прокручивает в голове десятки вариантов причин для того, чтобы открыть рот. Нервно сглатывает, лихорадочно отмеряет пульсом секунды и проклинает сам себя за подобную нерешительность. Проще было бы тупо дать ему в глаз, ей-богу, по плечу стукнуть, подножку поставить, взвиться обиженно в ответ на что угодно, на фразу любую, наорать возмущенно. Куда проще, чем просто выдавить из себя начальную фразу.
- Эээээ, мммммм, я тут подумал...
Темный взгляд выражает однозначное, сакраментальное "не к добру это". И все же боги технического прогресса определенно и, может быть, пожизненно настроены против вас. Или наоборот - за. По крайней мере, Наруто не смог однозначно решить, что к чему.
Потому что свет гаснет. И лифт тормозит на полпути, на последнем издыхании тянется к двенадцатому этажу и обессилено замирает. И остается таким же темным, как шкаф в долгом и холодном сегодняшнем сне.
Слышно только дыхание и, пожалуй, стук собственного сердца. И еще недовольный голос, полный непередаваемых на бумаге эмоций.
- Да вы издеваетесь.
Наверняка обращается все к тем же богам техпрогресса, но тут Наруто не помощник, они его тоже не любят - не ответят. Дальше следует попытка нащупать кнопку для вызова диспетчера, даже удается, но в этот раз она оказывается не полезней, чем шляпка вбитого гвоздя.
Слишком темно. Именно эта, без малейшей полоски света, без возможности сделать больше двух коротких шагов в пространство, когда пол под ногами словно теряет свою материальность, начинает слегка покачиваться, ускользать, теряться. И сам будто теряешься в этом маленьком безвыходном мирке.
Наруто и сам не понимает, почему ему стало так жутко. Но ему отчаянно хочется протянуть руку и ухватиться за край чужого рукава. А еще лучше - за чужие бледные пальцы.
- Саске?
- Да.
- Ты... тут?
Разве способен совершенно незнакомый человек с полуслова понять, что тебе нужно. Разве способен незначительным жестом прогнать зарождающуюся в глубине сознания, льющуюся по особо чувствительным желобам души, позорно, едва заметно видимую в дурацком вопросе панику.
- Где мне еще быть, придурок.
Хмыкает, а потом так неожиданно, почти по-дружески укладывает свою руку Узумаки на плечо. Согнутая в локте, с расслабленной кистью, он облокачивается на разом вобравшего в себя больше, чем нужно, воздуха блондина. Выуживает из провала кармана мобильник, с ничего не выражающим лицом выбирает нужный номер в телефонной книжке и спокойно ждет ответа, приложив трубку к уху, слегка сгибая и разгибая пальцы.
А Наруто понимает, что никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Что ему хочется украсть эту ладонь, сложить свои лодочкой, накрыть эти пальцы дыханием, прочертить по ним невидимые дорожки, ощущая подушечками каждую косточку, каждый изгиб. Сжать запястье, взглядом по линиями, сам и по своим персональным убеждениям угадывая судьбу, едва ощутимо потянуть к себе ближе, и...
- Итачи. Позвони в диспетчерскую. Да, опять лифт. И еще.
Помогает себе жестикуляцией, отчего у Узумаки перед глазами мечется эта проклятущая, тянущая к себе и побуждающая на более чем странные мысли кисть.
- Убей их там всех. Просто так. Пока.
А Наруто хочется, чтобы в этот раз ремонтная служба попала в пробку, чтобы ее замело снегом, чтобы у них там все разом заболели, а один несчастный рабочий метался бы от дома к дому и ничего не успевал.
- Ты жестокий, Саске.
- Неужели? А ты трусливый котенок.
- Чтоооо?!
- Не я же темноты испугался.
В нахлынувшем возмущении Узумаки теряет все нежные порывы, скидывает со своего плеча явно задержавшуюся там руку и с жаром принимается доказывать обратное высказанной чужими устами правде.
- Придумай что-нибудь поправдоподобней!
Последний аргумент сопровождается негромким хмыканьем со стороны слушающего весь этот бред, слушающего с весьма довольным выражением лица.
И будто нет темноты.
А потом - явление пророка народу, ярким светом ознаменован голос, звучащий сверху, вещающий о том, что злосчастный лифт опять укоренился между этажами, в этот раз - намертво. А посему дверцы принудительно, с громким скрипением и скрежетом разжимаются, и вас за руки вытаскивают на площадку двенадцатого этажа.
И будто не было темноты. И того, что она породила.
Лестница, открывающая путь вверх и вниз, идеальна для тех, кому так сильно не везет с иным средством передвижения в многоэтажке. Наруто уверяет, что обязательно найдет ключи от той двери, что отделяет брюнета от возможности попасть домой. Он громко топает по полу прихожей, меряет ее шагами, попутно открывая все на пути попадающиеся шкафчики, ящики, заглядывает в каждую коробку, бурчит себе под нос, что он теперь точно не успеет на занятия, что его отчислят, и из-за кого все это. И получает в подарок гениальную фразу, подтверждающую абсолютный сбой биологических часов.
- Сегодня воскресенье.
Широко улыбается, чешет затылок, пытаясь не придавать особого значения очередной своей глупости.
А главная глупость продолжается. Тянется, не отпускает, как любимый запах, который всеми силами стараешься впитать прозапас. И приятно, невообразимо, и хочется запомнить, впустить, принять больше, больше и больше.
И Узумаки останавливается резко, вскидывая подбородок, непринужденно засовывая руки в карманы и чуть краснея.
- А может того... чаю?
В награду - снова недоуменно изогнутая бровь и отрицательное покачивание головой.
- Колы?
Идентично.
- Пива?
Нет-нет-нет.
- Сок?
- Какой?
С усилием вспоминая содержимое своего холодильника, Наруто мысленно бегло скользит взглядом по названиям и картинкам на этикетках и удрученно понимает, что сок только один. Дурацкий сок, который отчего-то очень любит Сакура.
- Томатный.
Секундная пауза, ни искорки в равнодушных глазах.
- Только недолго.
И вот тогда Узумаки накрывает волной сумасшедшей радости. Тогда, когда это, непонятно, как и откуда, взявшееся в его жизни создание, стягивает с себя зимнюю куртку, аккуратно вешает ее на загнутый крючок, поправляет рубашку с коротким рукавом, совсем не по погоде. И выжидающе смотрит прямо в глаза, словно все-таки ждет еще одного приглашения, скрестив на груди, по определению не знакомые с загаром руки.
Руки с черными нарукавниками до локтей.
* (с) Shinedown – Her Name Is Alice.
Глава 3. Семь.Кухня – самое уютное место в доме. Она помнит столько разговоров, столько невысказанных мыслей, которые навеки таковыми остались, подарив свою значимость чашке чая, в которую всматриваешься, как в озера синие, ища, ожидая ответа. Она помнит одиночество, тоскующее и необходимое, желанное и опостылевшее. Она помнит ожидание, суету, порезанные пальцы, обожженные ладони, любовное укладывание тарелок в раковину и скрытое разочарование от отказа-намека. Порой так безумно хочется услышать «мы же друзья», а бывает, что эта фраза бьет по размягченному надеждой внутреннему миру ударом извивающейся плети. Ведь Наруто действительно очень нравится Сакура.
Но только не сейчас, когда она появилась на пороге с однозначным желанием начать работу над совместным учебным докладом. Не сейчас, когда она удивленно уставилась на меланхолично попивающего томатный сок брюнета, который даже не удосужился оторваться от вытянутой кружки – единственно подходящей для него, по мнению Узумаки, посуды.
- Привет.
Поправляет крашеные пряди и улыбается. Так мило, так смущенно, так на нее не похоже. Она всегда была сторонником спонтанной агрессии, выражая таким образом собственную точку зрения. Если что было не по ней – получи оплеуху. Все давно к этому привыкли, стали даже принимать каждый удар за своеобразное проявление дружбы. Ведь лупила она людей исключительных, а не каждого встречного.
А пару месяцев назад заявилась на занятия с розовой шевелюрой, буквально приказав всем забыть ее натуральный цвет волос и отныне признавать только этот «цветущий» незыблемым и постоянным. Тогда Наруто окончательно убедился, что Сакура ему очень нравится. И даже понял, почему. Она категорична. Сказала, как отрезала, без всех этих глупых мытарств и хождений по кругу. Видимо, она вообще ни в чем не сомневается.
А сейчас застыла восторженной дугой, даже не удосужившись скрыть глаза сияющие. Запала. Точно. Ну конечно, на такую мордашку грех не запасть, но вот только он рот откроет, мигом развеется образ прекрасного принца, мигом Харуно ощетинится, хмыкнет. И уйдет. Пусть она уйдет. Наруто первый раз в жизни хотелось побыстрее закрыть дверь за «любовью всей его жизни».
- Я Сакура.
- Саске.
Надменный тон, недовольный вид. Ага, вот видишь, видишь, что он не белый и пушистый.
- Саске, - повторяет девушка, ей тоже нравится это имя, она тоже может перекатывать его во рту, смакуя, как уникальную, нежную и жутко-жутко вкусную конфету.
Разговор не клеится, Наруто обиженно ставит перед Харуно пустой стакан и молча наливает ей красной невкусной, противной жижи. Которую она тут же принимается увлеченно пить, то и дело, бросая короткие, но выразительные взгляды на брюнета. Сакура хочет понравиться, и Сакура начинает щебетать, вываливая на неподготовленные мальчишеские головы кучи нефильтрованной и неразобранной по кучкам девчачьей ерунды.
Наруто все еще обижен на что-то неведомое и понятное только ему, а Саске по-прежнему недоволен. Он отбивает на стенках кружки незамысловатую мелодию и меланхолично смотрит в окно. Харуно на секунду замолкает, а затем совершает для пущей наглядности взмах рукой, который должен был ознаменовать очередной виток ее монолога, но послужил лишь причиной для полета на пол пакета с томатным соком внутри и сочным помидором на упаковке.
- Ой!
Узумаки быстрый, Узумаки очень быстрый и ловкий, а посему на пол не пролилось ни капли, правда, этого никто не оценил. Сакура и то смотрела на него с таким видом, будто это он виноват в падении их драгоценного и вкусного напитка, а не она сама.
- J7! А говорят, что семь – счастливое число, как думаете?
Они никак не думают, они вообще не поняли, к чему это было сказано, и Наруто восходит на следующую ступень обиды и, громко топая, устремляется в прихожую с твердым и непоколебимым намерением найти эти дурацкие ключи от этой дурацкой лестницы. Снова гремит ящиками, створками, мелочью в карманах. Замечает бардак в собственной комнате, отчетливо видимый через неприкрытую дверь. На всех парах мчится к позорному виду, скрывая его за куском ровного дерева, замирает на пару секунд, прислушиваясь к кухонным голосам. Точнее к одному голосу. И отчего-то грустнеет, уже не так прытко выдвигая очередной ящик и перебирая покоящиеся в нем рекламки, перчатки и даже давно потерянную щетку для обуви, которую разглядывает со всех сторон, как диво дивное и давно уже нежданное.
- Не трудись.
Саске аккуратно надевает куртку, пряча в ней рубашку, нарукавники и себя самого заодно.
- Она же как-то к тебе добралась, значит, этот гребаный лифт уже починили. Надеюсь, теперь починили действительно.
Она – это Сакура, ясно. Наруто кажется, что это самая длинная фраза, которую он слышал от этого теперь уже знакомого незнакомца, а еще на нее не требуется ответа. А еще Наруто кажется, что он опять не сможет его найти. И как же тогда? Ведь лифт больше не застрянет. Он может, теперь вообще никогда не сломается. Как назло.
- Саске, я тут вспомнила.
У Сакуры так горят глаза, будто ей шесть лет, и они с мамой идут покупать ей новую красивую куклу.
- Ино сегодня звала меня в гости. У нее родители укатили в отпуск, ну и вот. Там много наших будет.
Будто брюнет знает хоть одного «нашего». Будто бы ему все это может быть интересно.
- Ты туда пойдешь?
И у Наруто внутри сгорает обида, когда Саске, не выпуская из пальцев язычок молнии, обращается к нему словами и взглядом. Кивает, бойко, на выдохе, выпуская на волю слишком уверенное «ага». И все больше убеждается в том, что семь – счастливое число, когда брюнет без единой видимой эмоции на лице заявляет:
- Тогда в семь у подъезда.
Сакура сетует на то, что они придут слишком поздно, Наруто видит, как постепенно на город опускается темнота. В ней островками проступают светлые пятна вокруг фонарей, даже короткие световые дорожки от парных фар паркующихся машин сейчас могут показаться тропами к собственному счастью и гармонии. И плевать, что холодно. Важно, что почему-то в этой дворовой темноте он сегодня не один.
И почему-то это казалось жутко правильным – идти куда-то именно втроем.
Ино была уже явно навеселе, иначе она, наверно, не попыталась бы свалиться на близстоящего, попутно открывая дверь широким душевным жестом «проходите, гости дорогие».
Шикамару тут же, терзаемый муками совести, сгреб Наруто в охапку и четыре раза подряд поклялся ему здоровьем любимой и единственной собаки Кибы, что обязательно вернет блондину долг в течение следующей недели. Железно.
Вот так и разделились. Вот так, после большого количества выпитого, согревающего и алкогольного и после малого числа съеденного, сносного, но закусочного Узумаки, наконец, смог посмотреть на все происходящее под иным углом зрения. Под более чувствительным, выпуклым и смелым углом зрения.
Ему хотелось срочно найти Сакуру и поцеловать ее. Сию же секунду. Безумства не терпят промедления, но, пожалуй, остались еще в этом туманном, снежном мире вещи, которые способны обрубить на корню даже самый смелый любовный порыв. Или мы не тот порыв за любовный порой принимаем?
Наруто смотрел на это неприлично в упор и неприлично долго. На то, как она касается пальцами его бедра, как поглаживает его кожу через шероховатость джинсовой ткани. Как подается вперед, укладывая ладони ему на плечи, приподнимается, пьяной улыбкой пытаясь отогнать холод взгляда, и прижимается губами к его сомкнутым, увлеченно клоня голову, покачивая светлыми спутанными волосами, собранными в высокий хвост.
И Наруто не видит, как Саске равнодушно взирает на раскрасневшееся близкое миловидное лицо. Как он даже не пытается обнять девушку или хотя бы ухватить за запястья, как раздраженно выдыхает ей в губы, а она отчего-то радуется и повисает у него на шее.
Нет, Наруто видит только одно – они целуются. Саске целуется с Ино.
И поэтому он в три широких шага преодолевает разделяющее их расстояние и орет прямо в бледное черноглазое лицо:
- Пошли курить!
И плевать, что он не курит. Главное, что Саске пошел.
Узумаки кашляет и высовывает язык в попытке отвязаться от мерзкого вкуса никотина во рту. А брюнет все это время взирает на него с неподдельным удовольствием, будто занятную бабочку через лупу разглядывает и решает: оторвать ей крылья или насадить на иглу.
- И как ты это терпишь, Учииииха?
- Что именно?
- Ты же меня понимаешь.
- Нет.
- Странно…
Наруто это и впрямь кажется странным, только вот ноги плохо держат. Только вот в голове назойливое решение забрать то, что должно ему принадлежать. Всегда. Это, черт возьми, аксиома.
- Я тебя не отдам, никаким змеюкам не отдам.
Саске понимает, что этот субъект пьян и все равно удивляется, когда тот хватает его за плечи, слишком сильно и собственнически их сжимая. Когда он медленно приближается, вытягивая вперед губы и даже тогда, когда он утыкается ими в стену рядом с черными прядями, скрывающими бледное ухо.
- Вот идиот.
Наруто мычит что-то нераспознаваемое, а затем удивительно четко произносит:
- Нашел. Точно нашел.
И дышит куда-то в шею, крепко обнимая за талию, намертво припечатывая к стене, и замирает. Саске опасается, что он, так стоя и заснул, и теперь придется, как-то выбираться из его цепких рук.
А потом с кончика сигареты падает пепел, и вместе с ним умирает понятие времени. Оно начинает делиться не на секунды и минуты, а на удары сердца. Чужого и такого близкого сейчас, такого странного и незнакомого.
Но Саске никому не давал себя обнимать. Но Саске ограничивал тактильные контакты до минимума. Но Саске сейчас тоже был не слишком трезв. Особенно после слов, которые обычно говорят лишь герои сериалов или популярных романов. Особенно, когда Наруто снова ткнулся куда-то в стену и погладил указательным его раскрытую ладонь.
- Саске.
- Не туда.
Легонько придерживает пальцами округлый подбородок и тянет к себе.
- Сюда.
А касание губ, как нечто забытое или так и не случившееся. Да и пусть в голове бред, вырисовывающий в сознании памятные слайды природных явлений. Вроде сильного ветра или ветвистой молнии. И сжимает внутри, опоясывается словом или фразой невысказанной, чтобы утонуть потом в провале памяти.
До чего это было поверхностно, до чего это было глубоко проникновением в душу и дальше. До чего же это было близко касанием до внутренней стороны локтя, подушечками пальцев до ровных швов, до прохладной ткани черных нарукавников. Холодом по волосам из приоткрытого окна, уносящего порывом едкий дым и прокатившего по ступеням лестничной клетки упавшую на бетонные плиты сигарету.
- Откуда.
Тихим шепотом на ухо, тихим, но настойчивым.
- Откуда ты знаешь мою фамилию, Узумаки? Я не говорил.
И Наруто, рискуя выставить себя полным, даже полнейшим перебравшим психом, закрывает ладонью темные глаза и молчит.
И если бы кто-нибудь из вершивших его судьбу слышал его сейчас или хотя бы существовал, то он прокричал бы ему, что не хочет завтрашнего дня. Что он дико, ужасно, жутко, до боли не хочет просыпаться.
Потому что так темно и тепло одновременно может быть только во сне.
Автор: Серебряная.
Бета: -
Пейринг: Наруто/Саске, Саске/Наруто и прочие.
Рейтинг: R.
Жанр: Ангст, романтика.
Размер: Планируется - миди.
Саммари (описание): Всем кого-то не хватает. Но не все знают и понимают, кого именно.
Состояние: В процессе.
Дисклеймер: Все не мое, а Кишимото.
Предупреждение: слеш, АУ, курим, пьем, мей би ООС.
Размещение: Меня спросите.
От автора: Стиль у меня странный, не всегда понятный. Люблю, наверное, думать и когда думают. И главы у меня небольшие.
Пролог.- Так грустно, что тебя нет.
Холодный прямоугольник окна дарит ощущение реальности, но ты четко понимаешь, что это сон. Помнишь, как взбивал подушку на ночь, как забирался под одеяло, баюкая разбросанные по разным уголкам сознания мысли, и заканчивал очередной тягучий день. В надежде на то, что, может быть, завтра Сакура улыбнется тебе не как другу, что пронесет с очередным тестом, кому-то же удается угадывать из четырех вариантов единственно верный, что Киба перестанет дуться, а Шикамару вернет, наконец, денежный долг, ведь дико хочется купить новый телефон до конца этой недели. А ведь завтра пятница.
Сегодня пятница.
Сейчас все это не важно, совершенно. Сейчас ты упираешься локтями в белый подоконник, по потолку тянутся полосы от света фар ночных авто, тишина обволакивает, укутывает в плед спокойствия, тяжелит руки и заставляет неотрывно смотреть сквозь стекло на привычный с детства мир. Все так знакомо, что даже с закрытыми глазами сможешь, тыкая пальцем в рандомные точки пространства, озвучить описание данного куска суши: что там, как там, откуда, с чем связано и каким оно было.
- Так не должно быть, понимаешь?
Сзади кто-то еле слышно хмыкает и затихает, подходя ближе. Этого достаточно, чтобы ты начал нести всякую чушь, совершенно не заботясь о том, насколько глупо это все звучит. Бессмысленно.
- Мы должны были расти вместе, подкалывать друг друга, помогать друг другу. Я бы все о тебе знал, а ты обо мне. Связь, понимаешь? Самая крепкая.
Темнота не пугает, только пальцы невольно сжимаются, а мир сузился всего до нескольких квадратных метров.
- Так хочется, чтобы ты был. Я даже подумал, что нашел, встретил, узнал. Думал, ты Сай, представляешь?
Он должен ответить, хотя бы раз, лишний козырь в руке – голос. Очередной луч света криво скользит по стене, вырисовывая на ней широкую картину: лиса воровато оглядывается под слепяще голубым, пронзительным небом. Оно может сжечь ее рыжий мех до тла, но не спешит, ласкает, перекидывает свою глубину на раму, легкими мазками исчезая уже далеко от звериных маленьких глазок, далеко, ближе к пальцам, сжатым на ровной глади подоконника.
- Нет. Нет тебя, скотина ты эдакая, о ком мне думать каждую минуту, о ком?
Скоро утро, а ты не можешь сделать еще один вдох и потребовать всего одно слово. Имя. Всего-то, разве ты много просишь.
- Могу я…
Вопрос всегда с рассветом, он глушит, останавливает на пару мгновений отдохнувшее солнце, оно ждет, придирчиво, без надежды, сегодня тоже слажаешь, сегодня тоже, как в алкогольном бреду, но все равно чего-то испугаешься. Имя. Всего-то.
- Могу я обернуться?
Молчит. Списываешь на согласие, медленно поправляешь оранжевую ткань на животе, клонишь голову набок, разворачиваясь, прижимаясь спиной к пустоте, которая так нелепо чувствуется вместо вашего, уже вашего окна. Из дыры без стекла веет холодом, сквозняком выбивает мурашки, и ты разочарован. Потому что почти ничего не видишь, только колкие пряди по обе стороны от лица. Потому что он на тебя не смотрит, с закрытыми глазами это проблематично.
- Как тебя зовут?
Вздох, уголки губ дрожат незримо, кривятся, так знакомо, по-домашнему, уютно.
- Кайто.
Чужой голос в темноте заставляет шире распахнуть глаза и вытянуть вперед руку. Вот же, совсем рядом. Ироничная интонация, тембр, который впитываешь в себя, пропускаешь через кожу, спасибо.
И сам – широко и искренне, потому что понял. Делаешь шаг навстречу, замираешь в ожидании.
- Лжец.
И уже в тумане пробуждения видишь, как качнулись угольные пряди, как он подался вперед, почти невесомо укладывая свою ладонь на твое плечо. Белая рубашка, черные нарукавники.
И почти улыбается, ведь сегодня будет ужасный снегопад.
Глава 1. Снегопад.Люди сначала ждут первого снега, потом молятся о том, чтобы он побыстрее растаял. Короче, сами не знают, чего хотят. А еще редко помнят собственные сны.
Наруто был бы рад забыть свой ночной бред, но он так удачно и глубоко засел в подкорку, что не давал покоя даже во время теста, отчего все мыслительные процессы мгновенно улетучивались. Оставалось только воспользоваться испытанным, но не всегда эффективным методом всех неподготовленных студентов под кодовым названием «наобум». Ну, или прибегнуть к схожему – «считалочка».
- Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… - бурчал себе под нос Узумаки, пока Киба не закатил глаза к потолку и не подвинул в зону видимости нерадивого друга листок с ответами. Уму непостижимо, как ему каждый раз удается их заполучить.
А блондин улыбается – значит, этот энерджайзер больше не дуется, значит, будет с кем поболтать на перемене.
Позже под всеобщее хихиканье поступает информация о новеньком. Что он молчаливый, сдержанный, с равнодушными глазами и темными волосами. Наруто замирает у дверцы собственного шкафчика и снова позволяет себе пустить в кровь инъекцию надежды. Уж больно четкий сегодня был сон.
Заговорить с ним – страшно, голос почти не запомнил, да и сознание устало сравнивать придуманный образ с реальными людьми. Нет его. И не будет.
Наруто понимает это, как только слышит первую фразу, как только запоминает новое имя и широко улыбается, пытаясь всем своим видом показать самое, что ни на есть, искреннее дружелюбие и желание помочь.
- Подскажи, где здесь столовая?
- Пошли, покажу.
Ветер кружит за широкими окнами, разбивая о них невесомые хлопья снега. Легко под буйство погоды давать себе клятвы о том, что больше никогда не будешь его искать.
Сдаешься, и сразу становится легче. И сразу появляются силы дальше идти. Закидывать ремень сумки на плечо, махать друзьям на прощание, на перекрестке кивать новенькому Неджи и – домой, пока не смело остатки жизнерадостности вместе с любимым шарфом, край которого трепещет на ветру не хуже пиратского флага.
Красный сигнал светофора еле виден через снежный туман, как и силуэты людей, стоящих напротив на переходе. Можно попробовать угадать их жизни по носам ботинок или музыке в плейере, но вряд ли удастся услышать то, что бьет в мозг сугубо индивидуально.
Зеленый свет побуждает засунуть руки в карманы и сделать шаг на свободное и законное сейчас для пешеходов царство автомобилей. Все люди – мимо. Взгляд цепляется за контуры их лиц, но бред, этот мир слишком материален, чтобы думать о судьбе.
И Наруто фыркает на собственную мечтательность, скользя по асфальту, покрытому тоненьким слоем льда, припорошенному сверху снегом - лучшей приправой для маскировки, зима часто нагленько, с садистской ухмылочкой прячет опасности задумчивого похода до дома в снегопад. Всегда нужно быть начеку.
Но сегодня - обошлось. Никаких падений, даже скучно.
Привычный подъезд, ключи от квартиры, заранее изъятые из недр сумки, кнопка лифта, очередной унылый "попутчик". Почему люди вечно делают такие лица, будто в каждой кочке видят врага, причем заклятого? Что их всех так злит с утра или под вечер? Узумаки хочется это исправить, он жмет указательным на кнопку с цифрой "двенадцать", передергивает плечами, пытаясь стряхнуть с них остатки нерастаявшего снега, и улыбается парню в черной куртке без капюшона. Тот одаривает его безразличным взглядом, и - лифт дергается, повиснув между четвертым и пятым этажами.
Свет мигает, но не выключается. Наруто недоуменно моргает и зачем-то многозначительно смотрит на дверцы. А его товарищ по несчастью отрывисто нарушает повисшую тишину.
- Что за черт?
- Застрял.
- Гениально.
Короткий разговор душит на корню приступ невесть откуда взявшейся клаустрофобии, блондин даже пытается обдумать сложившуюся ситуацию и найти пути решения. Бить ногами по стенкам, чтобы кто-нибудь услышал и пришел на помощь, открыть верхний люк и геройски лезть по тросу, съесть оставшийся с завтрака бутерброд или оставить его на "черный час", когда в животе заурчит, а ты все еще будешь сидеть тут и ждать у моря погоды?
В любом случае сумбурный и умный поток мыслей был прерван размеренным голосом.
- Да, скорее всего между этажами.
А, ну да, кнопка вызова диспетчера. Наруто убедительно поклялся себе, что мысль о таком варианте спасения была бы в его мозгу следующей, и успокоился. Откинул, отпихнул от себя невиданное недовольство и удрученность тем, что ответственное задание известить о замеревшем лифте досталась не ему.
- И когда приедут, спасут нас?
- В течение часа.
Как пиццу.
Было скучно, было душно, было приторно. Это все из-за запаха туалетной воды, не успевшего выветриться после предыдущей "пассажирки". Даже начинало тошнить.
"Черная куртка" копался в телефоне, судя по всему в стомиллионпятьсотый раз перечитывал свои скупые смски, иначе на что еще там можно столько времени пялиться. А Наруто изображал спящего у стеночки. Вот уже темнотой окутывает, вот уже видно очертание окна, ощущение знакомой фигуры за спиной. Чтоб его, не дождется, хватит. Узумаки хмурится, приоткрывая один глаз, и оглядывает молчаливого парня. С головы до ног - раз, с головы до ног - два, с головы до ног - ...
- Чего пялишься, Узумаки?
Недоуменное "эээээ" не самый лучший ответ и не самый удачный способ поддержать разговор. Но Наруто вряд ли может выдавить из себя что-либо более путное. Нет, не стыдно, нет, не "запалили". А - "мы знакомы?"
А потом брюнет стягивает с головы мокрую шапку и брезгливо стряхивает с нее влагу. Ей-богу, будто ее пропитал не растаявший снег, а прилетевший с небес продукт жизнедеятельности какой-нибудь птички.
Как кошка, не любит воду.
А Наруто загипнотизировано смотрит на колкие пряди черных волос и почему-то вспоминает синюю футболку с широким воротом на манекене в магазине по правую сторону от дороги и увиденную на этой неделе катану в оружейном музее.
Только ни черта не вспоминается, где он мог с этим парнем раньше пересекаться, чтобы дело дошло до обмена именами. Тут минимум нужна хотя бы минутная беседа, а не так, мельком.
Однако признаваться в собственной амнезии стыдно, поэтому Узумаки вскидывает подбородок и заявляет:
- Здесь просто больше нечего разглядывать, понял ...
И судорожно пытается подобрать замену имени, которого не знает, но взгляд растерянный выдает с головой, недаром же придурок напротив гаденько ухмыляется и "успокаивает".
- Не напрягайся так, это вредно с непривычки. Мы не знакомы. А имя твое я лицезрел с месяц назад на гараже, как и тебя, гогочущего посреди ночи и орущего что-то про "я самый сильный, мое лицо должно быть высечено в камне".
Стыдоба. Пьяный "подвиг", игра на желание, Киба всегда придумывал задания идиотские, в тот раз тоже блеснул. И оказывается, бледная моська этого брюнета лицезрела этот позор, и видать, он в душу запал, раз фамилию помнит до сих пор. Вообще, сомнительная слава.
Наруто старается сделать вид, что он этим гордится, фиксируется в позе "руки в боки", с напускной беспечностью кивает и интересуется:
- Раз свела судьба лично, как зовут?
Имя - это всегда важно, человек с этим набором букв по жизни. Узумаки с тянущим, непонятным волнением у сердца повторяет:
- Как тебя зовут?
И получает в ответ имя, которое можно смаковать на губах вечно.
Глава 2. Темнота.Ремонтная служба приехала слишком быстро. Так быстро, что у Наруто в памяти остались только пять букв, картинка лица с правильными чертами, да выразительный взгляд, скользнувший меж закрывающихся створок. И Узумаки удрученно и запоздало понял, что не знает ни фамилии, ни этажа. Зато известен подъезд, а значит пришло время для глупости.
Глупость длилась целую неделю. Начиналась она с раннего подъема, который каждый день становился все более ранним, потом заполнялась туманной надеждой, когда переминаясь с ноги на ногу, блондин стоял возле бетонной стены, исподлобья всматриваясь в выходящих из своих уютный норок людей. В одиночку, парами, группами, с собаками, с чемоданами на колесиках. Они все спешили, но, как и на протяжении долгих предшествующих этому году лет, все они были не те.
Наруто опаздывал на занятия, спал, уронив голову на руки на переменах, получал мячом по голове на физ-ре, но с каждым днем копил привычку ждать, отчего-то наслаждаясь ею, как преддверием чего-то хорошего.
Удручало только одно - перестали сниться сны. Крошечные подсказки на пути жизни, непригодные, но такие привычные, вдруг перестали рассыпаться по шероховатости земли под ногами, и стало крайне неуютно. Путеводная звезда, ау, с какого ты меня теперь покинула?
От недосыпа не спасала ни громкая музыка, ни лапша, которую Узумаки любил смаковать по вечерам. Рано или поздно организм должен был взбунтоваться, что он собственно и сделал, подарив блондину беспробудный, тягучий сон, в котором вязнешь, как в сгущенном молоке. Темнота и горы с далекими снежными шапками, солнечный свет по верхушкам деревьев, когда, привычно шурша по коре ступнями, взлетаешь на раскидистую толстую ветку, поправляешь протектор и задорно ухмыляешься кому-то внизу.
Переворачивая реальность с ног на голову, действительность роет котлован, от бега по длинному коридору колет в груди, но он все не кончается. Лица, впечатанные в его стены, смотрят осуждающе, с легким налетом сочувствия - они все уже давно поняли и смирились. Бешеный ритм в висках снижает зрение, и "свет в конце тоннеля" уходит в прошлое, заставляя на полном ходу вбежать в узкую комнату и втемяшиться головой в дверцу шкафа. Она скрипит, плавит ручку, как часы на картинах Сальвадора Дали, блином падает на пол полу бесформенная субстанция.
Шкаф пуст, темнота пульсирует, тянет к себе. Совсем не страшно, и забираешься внутрь, оставляя лишь щель для узкой полоски света.
Все та же причудливая картина на стене, все тот же подоконник, еле различимый за тягучим туманом. Он, просачиваясь через оконную раму спиралями, вплетается в пространство, мажет белесой краской воздух. Отчего-то очень грустно, Наруто чувствует себя обманутым, брошенным. Никто не ищет его в этом шкафу, никто не ухватится тонкими пальцами за край дверцы, не потянет на себя этот кусок дерева, чтобы освободить, расширить узкую полосу света. Которая, послушная лучу путеводному, имеет начало не снаружи, а внутри. Туман ползет к рукам, Наруто нелепо поднимает указательный в воздух, пытается улыбнуться, и начинает вырисовывать на дымчатом молоке первый слог.
- Са...
Помогает себе голосом, выдыхая накопленный воздух. И замирает. Может, ошибся?
Сдувает незаконченное слово, со злостью кулаком по дверце шкафа, распахивая ее, сам, не нужна посторонняя помощь. Ноги ватные на пол опускает, хватаясь за край одеяла, чтобы не упасть и повисает на краю кровати.
В глаза бьет наглое зимнее солнце, триста тысяч раз отраженное от чересчур белого снега. Беглый взгляд на часы, и уже через секунду с дикими воплями Узумаки носится по квартире, собирая, конечно же, не приготовленную с вечера сумку, в поисках одинаковой пары носков матерится и хватает с пола более-менее похожие экземпляры. Штаны, свитер, лихорадочное умывание заспанного лица и выдергивание клока волос жесткой расческой. Наруто похож на клубок из спешки, самобичевания и обещаний на будущее. "Больше никогда, вот еще хоть раз, неееееет".
Выдыхает только в лифте, который ползет, как больная черепаха с такими же больными ногами. Нужно себя подбодрить, и Узумаки, подняв голову к потолку, щурясь на мигающий свет лампы, зажатой мутным стеклом, начинает голосить.
- I invite you to a world, where there is no such thing as time! And every creature lends themself to change your state of mind!*
И забывает про то, что рано или поздно лифт все же должен приехать на первый этаж. А там ему аплодируют. Узкие ладони ударяются друг о друга, а темные глаза приветственно щурятся.
- Браво.
Наруто прирастает подошвами к полу и краснеет, кажется, от макушки до пят. Все та же "черная куртка" выжидающе смотрит, еще сильнее прибивая беднягу к земле, и скептически произносит:
- Первый этаж.
- Ммммм.
- Пора выходить.
Наруто прокручивает в голове миллион отмазок, но время не станет ждать, как в той песне, которую ему вздумалось проорать в пустом лифте. Хотя, в конце-то концов, где, как не там.
Ни одной мысли дельной, поэтому хватает ближайшую.
- Мне надо назад. Я.... сумку дома забыл.
И нервно сжимает пальцами широкий ремень через плечо.
Глупость продолжается. И брюнет, недоуменно изогнув черную бровь, заходит в лифт, по-хозяйски нажимает на кнопку с цифрой двенадцать и замирает бездушной статуей. А у Узумаки радостно теплеет у сердца от того, что этот мистер Невозмутимость запомнил, на каком этаже блондин вышел аж целую неделю назад.
Движение, легкое покачивание, работает подъемный механизм, призывая организм поместить в уши немного ваты. Плавно ползете, убивая надежду на разговор. На такой долгожданный, такой значимый и нужный разговор.
Наруто прокручивает в голове десятки вариантов причин для того, чтобы открыть рот. Нервно сглатывает, лихорадочно отмеряет пульсом секунды и проклинает сам себя за подобную нерешительность. Проще было бы тупо дать ему в глаз, ей-богу, по плечу стукнуть, подножку поставить, взвиться обиженно в ответ на что угодно, на фразу любую, наорать возмущенно. Куда проще, чем просто выдавить из себя начальную фразу.
- Эээээ, мммммм, я тут подумал...
Темный взгляд выражает однозначное, сакраментальное "не к добру это". И все же боги технического прогресса определенно и, может быть, пожизненно настроены против вас. Или наоборот - за. По крайней мере, Наруто не смог однозначно решить, что к чему.
Потому что свет гаснет. И лифт тормозит на полпути, на последнем издыхании тянется к двенадцатому этажу и обессилено замирает. И остается таким же темным, как шкаф в долгом и холодном сегодняшнем сне.
Слышно только дыхание и, пожалуй, стук собственного сердца. И еще недовольный голос, полный непередаваемых на бумаге эмоций.
- Да вы издеваетесь.
Наверняка обращается все к тем же богам техпрогресса, но тут Наруто не помощник, они его тоже не любят - не ответят. Дальше следует попытка нащупать кнопку для вызова диспетчера, даже удается, но в этот раз она оказывается не полезней, чем шляпка вбитого гвоздя.
Слишком темно. Именно эта, без малейшей полоски света, без возможности сделать больше двух коротких шагов в пространство, когда пол под ногами словно теряет свою материальность, начинает слегка покачиваться, ускользать, теряться. И сам будто теряешься в этом маленьком безвыходном мирке.
Наруто и сам не понимает, почему ему стало так жутко. Но ему отчаянно хочется протянуть руку и ухватиться за край чужого рукава. А еще лучше - за чужие бледные пальцы.
- Саске?
- Да.
- Ты... тут?
Разве способен совершенно незнакомый человек с полуслова понять, что тебе нужно. Разве способен незначительным жестом прогнать зарождающуюся в глубине сознания, льющуюся по особо чувствительным желобам души, позорно, едва заметно видимую в дурацком вопросе панику.
- Где мне еще быть, придурок.
Хмыкает, а потом так неожиданно, почти по-дружески укладывает свою руку Узумаки на плечо. Согнутая в локте, с расслабленной кистью, он облокачивается на разом вобравшего в себя больше, чем нужно, воздуха блондина. Выуживает из провала кармана мобильник, с ничего не выражающим лицом выбирает нужный номер в телефонной книжке и спокойно ждет ответа, приложив трубку к уху, слегка сгибая и разгибая пальцы.
А Наруто понимает, что никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Что ему хочется украсть эту ладонь, сложить свои лодочкой, накрыть эти пальцы дыханием, прочертить по ним невидимые дорожки, ощущая подушечками каждую косточку, каждый изгиб. Сжать запястье, взглядом по линиями, сам и по своим персональным убеждениям угадывая судьбу, едва ощутимо потянуть к себе ближе, и...
- Итачи. Позвони в диспетчерскую. Да, опять лифт. И еще.
Помогает себе жестикуляцией, отчего у Узумаки перед глазами мечется эта проклятущая, тянущая к себе и побуждающая на более чем странные мысли кисть.
- Убей их там всех. Просто так. Пока.
А Наруто хочется, чтобы в этот раз ремонтная служба попала в пробку, чтобы ее замело снегом, чтобы у них там все разом заболели, а один несчастный рабочий метался бы от дома к дому и ничего не успевал.
- Ты жестокий, Саске.
- Неужели? А ты трусливый котенок.
- Чтоооо?!
- Не я же темноты испугался.
В нахлынувшем возмущении Узумаки теряет все нежные порывы, скидывает со своего плеча явно задержавшуюся там руку и с жаром принимается доказывать обратное высказанной чужими устами правде.
- Придумай что-нибудь поправдоподобней!
Последний аргумент сопровождается негромким хмыканьем со стороны слушающего весь этот бред, слушающего с весьма довольным выражением лица.
И будто нет темноты.
А потом - явление пророка народу, ярким светом ознаменован голос, звучащий сверху, вещающий о том, что злосчастный лифт опять укоренился между этажами, в этот раз - намертво. А посему дверцы принудительно, с громким скрипением и скрежетом разжимаются, и вас за руки вытаскивают на площадку двенадцатого этажа.
И будто не было темноты. И того, что она породила.
Лестница, открывающая путь вверх и вниз, идеальна для тех, кому так сильно не везет с иным средством передвижения в многоэтажке. Наруто уверяет, что обязательно найдет ключи от той двери, что отделяет брюнета от возможности попасть домой. Он громко топает по полу прихожей, меряет ее шагами, попутно открывая все на пути попадающиеся шкафчики, ящики, заглядывает в каждую коробку, бурчит себе под нос, что он теперь точно не успеет на занятия, что его отчислят, и из-за кого все это. И получает в подарок гениальную фразу, подтверждающую абсолютный сбой биологических часов.
- Сегодня воскресенье.
Широко улыбается, чешет затылок, пытаясь не придавать особого значения очередной своей глупости.
А главная глупость продолжается. Тянется, не отпускает, как любимый запах, который всеми силами стараешься впитать прозапас. И приятно, невообразимо, и хочется запомнить, впустить, принять больше, больше и больше.
И Узумаки останавливается резко, вскидывая подбородок, непринужденно засовывая руки в карманы и чуть краснея.
- А может того... чаю?
В награду - снова недоуменно изогнутая бровь и отрицательное покачивание головой.
- Колы?
Идентично.
- Пива?
Нет-нет-нет.
- Сок?
- Какой?
С усилием вспоминая содержимое своего холодильника, Наруто мысленно бегло скользит взглядом по названиям и картинкам на этикетках и удрученно понимает, что сок только один. Дурацкий сок, который отчего-то очень любит Сакура.
- Томатный.
Секундная пауза, ни искорки в равнодушных глазах.
- Только недолго.
И вот тогда Узумаки накрывает волной сумасшедшей радости. Тогда, когда это, непонятно, как и откуда, взявшееся в его жизни создание, стягивает с себя зимнюю куртку, аккуратно вешает ее на загнутый крючок, поправляет рубашку с коротким рукавом, совсем не по погоде. И выжидающе смотрит прямо в глаза, словно все-таки ждет еще одного приглашения, скрестив на груди, по определению не знакомые с загаром руки.
Руки с черными нарукавниками до локтей.
* (с) Shinedown – Her Name Is Alice.
Глава 3. Семь.Кухня – самое уютное место в доме. Она помнит столько разговоров, столько невысказанных мыслей, которые навеки таковыми остались, подарив свою значимость чашке чая, в которую всматриваешься, как в озера синие, ища, ожидая ответа. Она помнит одиночество, тоскующее и необходимое, желанное и опостылевшее. Она помнит ожидание, суету, порезанные пальцы, обожженные ладони, любовное укладывание тарелок в раковину и скрытое разочарование от отказа-намека. Порой так безумно хочется услышать «мы же друзья», а бывает, что эта фраза бьет по размягченному надеждой внутреннему миру ударом извивающейся плети. Ведь Наруто действительно очень нравится Сакура.
Но только не сейчас, когда она появилась на пороге с однозначным желанием начать работу над совместным учебным докладом. Не сейчас, когда она удивленно уставилась на меланхолично попивающего томатный сок брюнета, который даже не удосужился оторваться от вытянутой кружки – единственно подходящей для него, по мнению Узумаки, посуды.
- Привет.
Поправляет крашеные пряди и улыбается. Так мило, так смущенно, так на нее не похоже. Она всегда была сторонником спонтанной агрессии, выражая таким образом собственную точку зрения. Если что было не по ней – получи оплеуху. Все давно к этому привыкли, стали даже принимать каждый удар за своеобразное проявление дружбы. Ведь лупила она людей исключительных, а не каждого встречного.
А пару месяцев назад заявилась на занятия с розовой шевелюрой, буквально приказав всем забыть ее натуральный цвет волос и отныне признавать только этот «цветущий» незыблемым и постоянным. Тогда Наруто окончательно убедился, что Сакура ему очень нравится. И даже понял, почему. Она категорична. Сказала, как отрезала, без всех этих глупых мытарств и хождений по кругу. Видимо, она вообще ни в чем не сомневается.
А сейчас застыла восторженной дугой, даже не удосужившись скрыть глаза сияющие. Запала. Точно. Ну конечно, на такую мордашку грех не запасть, но вот только он рот откроет, мигом развеется образ прекрасного принца, мигом Харуно ощетинится, хмыкнет. И уйдет. Пусть она уйдет. Наруто первый раз в жизни хотелось побыстрее закрыть дверь за «любовью всей его жизни».
- Я Сакура.
- Саске.
Надменный тон, недовольный вид. Ага, вот видишь, видишь, что он не белый и пушистый.
- Саске, - повторяет девушка, ей тоже нравится это имя, она тоже может перекатывать его во рту, смакуя, как уникальную, нежную и жутко-жутко вкусную конфету.
Разговор не клеится, Наруто обиженно ставит перед Харуно пустой стакан и молча наливает ей красной невкусной, противной жижи. Которую она тут же принимается увлеченно пить, то и дело, бросая короткие, но выразительные взгляды на брюнета. Сакура хочет понравиться, и Сакура начинает щебетать, вываливая на неподготовленные мальчишеские головы кучи нефильтрованной и неразобранной по кучкам девчачьей ерунды.
Наруто все еще обижен на что-то неведомое и понятное только ему, а Саске по-прежнему недоволен. Он отбивает на стенках кружки незамысловатую мелодию и меланхолично смотрит в окно. Харуно на секунду замолкает, а затем совершает для пущей наглядности взмах рукой, который должен был ознаменовать очередной виток ее монолога, но послужил лишь причиной для полета на пол пакета с томатным соком внутри и сочным помидором на упаковке.
- Ой!
Узумаки быстрый, Узумаки очень быстрый и ловкий, а посему на пол не пролилось ни капли, правда, этого никто не оценил. Сакура и то смотрела на него с таким видом, будто это он виноват в падении их драгоценного и вкусного напитка, а не она сама.
- J7! А говорят, что семь – счастливое число, как думаете?
Они никак не думают, они вообще не поняли, к чему это было сказано, и Наруто восходит на следующую ступень обиды и, громко топая, устремляется в прихожую с твердым и непоколебимым намерением найти эти дурацкие ключи от этой дурацкой лестницы. Снова гремит ящиками, створками, мелочью в карманах. Замечает бардак в собственной комнате, отчетливо видимый через неприкрытую дверь. На всех парах мчится к позорному виду, скрывая его за куском ровного дерева, замирает на пару секунд, прислушиваясь к кухонным голосам. Точнее к одному голосу. И отчего-то грустнеет, уже не так прытко выдвигая очередной ящик и перебирая покоящиеся в нем рекламки, перчатки и даже давно потерянную щетку для обуви, которую разглядывает со всех сторон, как диво дивное и давно уже нежданное.
- Не трудись.
Саске аккуратно надевает куртку, пряча в ней рубашку, нарукавники и себя самого заодно.
- Она же как-то к тебе добралась, значит, этот гребаный лифт уже починили. Надеюсь, теперь починили действительно.
Она – это Сакура, ясно. Наруто кажется, что это самая длинная фраза, которую он слышал от этого теперь уже знакомого незнакомца, а еще на нее не требуется ответа. А еще Наруто кажется, что он опять не сможет его найти. И как же тогда? Ведь лифт больше не застрянет. Он может, теперь вообще никогда не сломается. Как назло.
- Саске, я тут вспомнила.
У Сакуры так горят глаза, будто ей шесть лет, и они с мамой идут покупать ей новую красивую куклу.
- Ино сегодня звала меня в гости. У нее родители укатили в отпуск, ну и вот. Там много наших будет.
Будто брюнет знает хоть одного «нашего». Будто бы ему все это может быть интересно.
- Ты туда пойдешь?
И у Наруто внутри сгорает обида, когда Саске, не выпуская из пальцев язычок молнии, обращается к нему словами и взглядом. Кивает, бойко, на выдохе, выпуская на волю слишком уверенное «ага». И все больше убеждается в том, что семь – счастливое число, когда брюнет без единой видимой эмоции на лице заявляет:
- Тогда в семь у подъезда.
Сакура сетует на то, что они придут слишком поздно, Наруто видит, как постепенно на город опускается темнота. В ней островками проступают светлые пятна вокруг фонарей, даже короткие световые дорожки от парных фар паркующихся машин сейчас могут показаться тропами к собственному счастью и гармонии. И плевать, что холодно. Важно, что почему-то в этой дворовой темноте он сегодня не один.
И почему-то это казалось жутко правильным – идти куда-то именно втроем.
Ино была уже явно навеселе, иначе она, наверно, не попыталась бы свалиться на близстоящего, попутно открывая дверь широким душевным жестом «проходите, гости дорогие».
Шикамару тут же, терзаемый муками совести, сгреб Наруто в охапку и четыре раза подряд поклялся ему здоровьем любимой и единственной собаки Кибы, что обязательно вернет блондину долг в течение следующей недели. Железно.
Вот так и разделились. Вот так, после большого количества выпитого, согревающего и алкогольного и после малого числа съеденного, сносного, но закусочного Узумаки, наконец, смог посмотреть на все происходящее под иным углом зрения. Под более чувствительным, выпуклым и смелым углом зрения.
Ему хотелось срочно найти Сакуру и поцеловать ее. Сию же секунду. Безумства не терпят промедления, но, пожалуй, остались еще в этом туманном, снежном мире вещи, которые способны обрубить на корню даже самый смелый любовный порыв. Или мы не тот порыв за любовный порой принимаем?
Наруто смотрел на это неприлично в упор и неприлично долго. На то, как она касается пальцами его бедра, как поглаживает его кожу через шероховатость джинсовой ткани. Как подается вперед, укладывая ладони ему на плечи, приподнимается, пьяной улыбкой пытаясь отогнать холод взгляда, и прижимается губами к его сомкнутым, увлеченно клоня голову, покачивая светлыми спутанными волосами, собранными в высокий хвост.
И Наруто не видит, как Саске равнодушно взирает на раскрасневшееся близкое миловидное лицо. Как он даже не пытается обнять девушку или хотя бы ухватить за запястья, как раздраженно выдыхает ей в губы, а она отчего-то радуется и повисает у него на шее.
Нет, Наруто видит только одно – они целуются. Саске целуется с Ино.
И поэтому он в три широких шага преодолевает разделяющее их расстояние и орет прямо в бледное черноглазое лицо:
- Пошли курить!
И плевать, что он не курит. Главное, что Саске пошел.
Узумаки кашляет и высовывает язык в попытке отвязаться от мерзкого вкуса никотина во рту. А брюнет все это время взирает на него с неподдельным удовольствием, будто занятную бабочку через лупу разглядывает и решает: оторвать ей крылья или насадить на иглу.
- И как ты это терпишь, Учииииха?
- Что именно?
- Ты же меня понимаешь.
- Нет.
- Странно…
Наруто это и впрямь кажется странным, только вот ноги плохо держат. Только вот в голове назойливое решение забрать то, что должно ему принадлежать. Всегда. Это, черт возьми, аксиома.
- Я тебя не отдам, никаким змеюкам не отдам.
Саске понимает, что этот субъект пьян и все равно удивляется, когда тот хватает его за плечи, слишком сильно и собственнически их сжимая. Когда он медленно приближается, вытягивая вперед губы и даже тогда, когда он утыкается ими в стену рядом с черными прядями, скрывающими бледное ухо.
- Вот идиот.
Наруто мычит что-то нераспознаваемое, а затем удивительно четко произносит:
- Нашел. Точно нашел.
И дышит куда-то в шею, крепко обнимая за талию, намертво припечатывая к стене, и замирает. Саске опасается, что он, так стоя и заснул, и теперь придется, как-то выбираться из его цепких рук.
А потом с кончика сигареты падает пепел, и вместе с ним умирает понятие времени. Оно начинает делиться не на секунды и минуты, а на удары сердца. Чужого и такого близкого сейчас, такого странного и незнакомого.
Но Саске никому не давал себя обнимать. Но Саске ограничивал тактильные контакты до минимума. Но Саске сейчас тоже был не слишком трезв. Особенно после слов, которые обычно говорят лишь герои сериалов или популярных романов. Особенно, когда Наруто снова ткнулся куда-то в стену и погладил указательным его раскрытую ладонь.
- Саске.
- Не туда.
Легонько придерживает пальцами округлый подбородок и тянет к себе.
- Сюда.
А касание губ, как нечто забытое или так и не случившееся. Да и пусть в голове бред, вырисовывающий в сознании памятные слайды природных явлений. Вроде сильного ветра или ветвистой молнии. И сжимает внутри, опоясывается словом или фразой невысказанной, чтобы утонуть потом в провале памяти.
До чего это было поверхностно, до чего это было глубоко проникновением в душу и дальше. До чего же это было близко касанием до внутренней стороны локтя, подушечками пальцев до ровных швов, до прохладной ткани черных нарукавников. Холодом по волосам из приоткрытого окна, уносящего порывом едкий дым и прокатившего по ступеням лестничной клетки упавшую на бетонные плиты сигарету.
- Откуда.
Тихим шепотом на ухо, тихим, но настойчивым.
- Откуда ты знаешь мою фамилию, Узумаки? Я не говорил.
И Наруто, рискуя выставить себя полным, даже полнейшим перебравшим психом, закрывает ладонью темные глаза и молчит.
И если бы кто-нибудь из вершивших его судьбу слышал его сейчас или хотя бы существовал, то он прокричал бы ему, что не хочет завтрашнего дня. Что он дико, ужасно, жутко, до боли не хочет просыпаться.
Потому что так темно и тепло одновременно может быть только во сне.
@темы: Тень-тень-Нарутотень., Нарутотень-арт., "Кто будет мной?"
-
-
03.05.2012 в 22:32Так знакомо это чувство - когда ждешь кого-то, эта ужасная надежда, доходящая до дрожи в коленках и паранойи. Отпускает, потом снова возвращается, с новой силой. Я стою завороженная. Нет, не так - хочется сказать эту фразочку на испанском - estoy encantada - в буквальном смысле "заколдованная". Именно.
Да уж, стиль у тебя ого-го. Не легко читать, ни разу не легко, без подклюения серого вещества невозможно. Но я все же
не без самомненияпричисляю себя к несчастным обладателям мозга в коробочке. Когда втягиваешься - читаешь дальше - уже не вдумываешься так усиленно, мысль сама собой течет, как будто настраиваешься на радиоволну, я бы сказала, и жадно глотаешь буквы.бледная моська - после этого я твой фанат, хотя бы после этого, да.
организм должен был взбунтоваться, что он собственно и сделал, подарив блондину беспробудный, тягучий сон, в котором вязнешь, как в сгущенном молоке. - черт, в точку. Недосып - ты либо не спишь вообще и изображаешь из себя героя фильма "Ходячие мертвецы", либо спишь весь день и не высыпаешься.
Вообще я бы еще много чего сказала, но что-то попустело в голове.
Последнее вызвало грустную улыбку. Пока четко не вижу ни Наруто, ни Саске, только широкие наброски-штрихи. Буду ждать.
Вот такой thoughtflood получился. Хотела я написать что-то хорошее, а вышло как всегда.
Поклон и букет цветов.
-
-
04.05.2012 в 00:11Воистину ведь, когда фик действительно очень нравится, то тупишь с отзывом, потому что выразить словами - это проблема поколений. Сколько я авторов мей би этим обижала, молчанием. А ведь и сама знаю, что отзывы нужны и важны. Вообще, важно - знать.
Всегда мечатала рисовать словами. Поэтому не скуплюсь на описание бредовое внешнее и внутреннее, которое сравнивается с чем-то привычным. Информации и так достаточно, а вот хочется чего-то иное выразить.
И когда ловят эту самую волну - прыгаешь до потолка).
И да - наброски. Наруто менее штрихованный, а вот Саске в первых двух главах - вообще тень.
Поэтому - дальше и дальше, что-то ж будет.
И не передать, как несказанно я рада вашему и такому отзыву. И цветочки в вазочку).
-
-
06.05.2012 в 00:56Саске в первых двух главах - вообще тень - точно, тень, бинго. Интересно, что из нее оформится, интере-есно. Я вообще очень щепетильно к его образу отношусь в фанфикшене. Иногда автор замутит такой ООС, что начинаешь изображать Станиславского. Все же по-моему нельзя его от канона совсем-совсем отрывать, нельзя лишать этой дикой учиховской самоуверенности до конца, даже в моменты тотального крушения-падения.
Хей, со мной на "ты". Фамильярности - наше все.)
Терпеливо жду. Всегда пожалуйста.
-
-
06.05.2012 в 22:04На "ты", ок-ок).